Отправлено: 28.02.08 00:13. Заголовок: интервью, часть 7

Продолжение темы

 Отправлено: 09.02.10 10:16. Заголовок: источник Владимир К..

источник

Владимир Кехман: «Театр к бизнесу не имеет отношения»

9 февраля 2010

С приходом бизнесмена Владимира Кехмана в бывший МАЛЕГОТ этот театр стал одним из постоянных объектов дискуссий. Кто-то рад уже тому, что театр буквально ожил, а кто-то возмущается методами работы нового руководителя. Так или иначе, за последнее время на сцене блестяще отреставрированного театра неоднократно выступали с гастролями замечательные артисты, а сам коллектив подготовил не одну шумную премьеру. Еще одна новая постановка будет представлена публике уже на днях. О ней и о многом другом корреспонденту «НВ» рассказал Владимир КЕХМАН, который, кстати, сегодня отмечает день рождения.

– Владимир Абрамович, сейчас ведется работа над оперой «Иудейка» французского композитора Жака-Франсуа Галеви...
– Да, это наша ближайшая оперная премьера. Этот год у нас объявлен годом оперы. В начале сезона прошла премьера «Русалки», она стала первой в театре для нового музыкального руководителя Петера Феранеца. Сейчас идут репетиции оперы «Иудейка», и я надеюсь, что мы закроем сезон оперой «Бал-маскарад». Получится три оперные премьеры – как мы и планировали.

– Насколько я успела понять, «Иудейка» – это своя постановка, не привозная?
– Да, привозных постановок мы больше не планируем. Возможно, мы будем делать что-то совместно с какими-то театрами, но больше не станем что-либо покупать, как это было в начале пути. Цель тех постановок была только одна – быстро привлечь публику в театр. Потому что на балете в принципе была всегда неплохая заполняемость, а с оперой в этом смысле были проблемы.

Я благодарен Елене Образцовой, которая использовала свой авторитет и дала нам возможность убрать некачественные постановки, заменив их теми самыми «быстрыми» проектами, которые позволили нам мгновенно открыть для публики новое лицо Михайловского театра.

– Можно сказать, что театр вступает в новый этап развития собственной продукции?
– Этот этап уже наступил. Подтверждение тому – факт, что первое культурное событие в рамках Года Франции в России и России во Франции на территории России происходит именно в Михайловском театре. Я имею в виду оперу «Иудейка», на премьеру которой съезжается огромное количество гостей. Надеюсь, это будет по-настоящему крупным событием всероссийского масштаба.

– Если обратиться к постановке этой оперы, поговаривают, что на сцену выедет танк...
– Это неправда. Дело в том, что мы в принципе изменили концепцию наших постановок. Как репертуарный театр мы не можем себе позволить постановки, которые два дня собираются и два дня разбираются. В музыкальном театре в первую очередь важна именно музыкальная составляющая спектакля. Когда мы вели переговоры с режиссером, поставили условия, чтобы опера была транспортабельна, чтобы она могла динамично разбираться-собираться и чтобы режиссер уделил внимание именно музыкальной составляющей и работе с хором, с солистами, актерской игре. Огромные декорации, танки и прочее в таком роде свидетельствует о режиссерском засилии. Действительно, для сегодняшнего музыкального театра это характерно.

– Тем не менее в Мариинском театре при сохранении определенного уровня музыкального исполнения линия поиска режиссерских смыслов продолжается. В одном из своих интервью вы сказали, что у вас с Мариинским театром «разные стратегии развития» – вы это имели в виду?
– Мариинский театр – это театр одного человека. Наверное, так и должно быть, когда и генеральный директор, и художественный руководитель – одно лицо. Но если мы возьмем Венскую оперу, Мюнхенскую оперу, «Ла Скала», «Ла Фениче» – это все театры интенданта, который имеет право приглашать работать в театр разных хореографов и дирижеров. Чтобы театр отличался не вкусом одного человека, а именно наличием всей палитры, которая ориентирована в первую очередь на зрителя. В любом случае маэстро Валерий Гергиев, как большой художник, имеет право на то, что он сегодня делает. Он его заслужил, возглавляя театр 22 года.

А мы должны иметь свою стратегию, тактику и философию. Михайловский театр не является туристическим местом, мы не хотим на этом зарабатывать – мы хотим, чтобы наши петербуржцы знали, что это их дом и что именно им здесь будет очень комфортно. И репертуар подбираем соответственно: я не исключаю, что огромное количество будущих проектов мы вообще будем делать на русском языке.

– Вы говорили, что хотите закончить свое служение театру гастролями на сцене «Метрополитен»…
– Все делаю для того, чтобы это удалось. К сожалению, та активность, которую сегодня осуществляет Михайловский театр, не радует многих наших коллег. Поэтому это очень тонкий политический вопрос. Традиционно в «Метрополитен» обычно из российских театров выступают Мариинский и Большой, поэтому достаточно тяжело на сегодняшний день делать какие-либо прогнозы. Но я думаю, что мы решим этот вопрос.

– В качестве одной из важных дат для театра вы назвали юбилей Мариса Янсонса – какие планы в этом отношении, сохранились ли они?
– Мы находимся в очень теплых отношениях, Марис Арвидович очень много делает сейчас для театра, я ему невероятно благодарен. Мы попытаемся встроиться в его планы и надеемся что-то сделать вместе с ним. Но конкретики пока нет – все-таки это 2013 год. Точно могу сказать, что в том же году мы будем праздновать 200-летие Верди, 200-летие Вагнера, и я надеюсь, что Марис Янсонс, дай Бог ему здоровья, поучаствует в торжествах. И конечно же, отметит свое 70-летие. Ну и, конечно, в 2013 году будет отмечаться 180-летие театра.

– Вы сказали, что он вам помогает. Можно уточнить, чем?
– В первую очередь советами. Все, что вы видите сейчас на сцене, все наши планы – в их обсуждении он принимает активное участие. Во вторую очередь по его рекомендации к нам пришел Петер (Феранец. – Прим. ред.), и по его рекомендации с нами работает наш драматург Петер Блаха.

– Можно узнать, защитили ли вы свою дипломную работу «Стратегия развития Михайловского театра», которую вы, уже будучи директором, писали в Театральной академии?
– Конечно. Я окончил академию, сдал госэкзамены и защитил диплом на «отлично». Мне было приятно защищать дипломную работу, на защите чувствовалась эмоциально-творческая атмосфера. Очень благодарен педагогам, научному руководителю, с которым мы продуктивно работали.

– Получается, что линию развития Михайловского театра намечали в Театральной академии?
– Практически да.

– Вы не скрываете, что вы в Михайловском театре не навсегда. А о том, кто может прийти после вас, – вы задумывались?
– Это достаточно сложный вопрос. Я считаю, что сегодня форма хозяйствования больших государственных театров в корне неправильная. Сегодня нет (во всяком случае, в России) такого количества дирижеров, режиссеров, хореографов, балетмейстеров, педагогов, певцов, да и просто выпускников хореографических и музыкальных школ, училищ, консерваторий, чтобы на должном уровне поддерживать высокий статус академического театра. Я думаю, что система, которая была в дореволюционной России – а именно Дирекция императорских театров, – это единственно правильная форма, в которой могут существовать большие академические театры. Большие – я имею в виду с коллективом больше пятисот человек. Только эта форма существования позволит им развиваться на территории Российской Федерации на таком уровне, чтобы достойно представлять Россию как страну высокой культуры.

В 90-е годы открылись границы – и постепенно российские певцы и дирижеры стали так востребованы в мире, что оставаться в России им стало не очень интересно. Но если поменять структуру взаимодействия и скоординировать бюджеты театров, многое может измениться. Да, среди музыкальных театров есть два лидера, на которых мы все можем равняться, но это не означает, что лидер должен получать бюджет в десять раз больше, чем любой другой театр. Это нарушение основных принципов конкуренции! Сегодня большая часть ресурсов делится между двумя театрами, дальше идет следующий уровень – столичные театры в Петербурге и Москве, а дальше – пропасть!

Кроме того, может быть нарушена преемственность, которая у нас еще осталась, – мы недавно обсуждали это на общественном совете, где я поднял этот вопрос перед министром: у нас средний возраст педагогов в балетных школах – больше 50 лет. Это несерьезно! Если ситуацию принципиально не менять, то мы потеряем то конкурентное преимущество, которое у нас существует.

Мы поднимали и вопрос насчет необходимости изменения в законодательстве положений о работниках культуры. Он не может быть одинаковым и для работника театра, и для работника библиотеки. У них же разные условия. Я слышал, как на общественном совете обсуждалось решение постепенно переводить библиотеки в электронную версию. Человеческий фактор будет все меньше и меньше влиять на ситуацию. А театр, музыкальный и драматический, – это только человеческий фактор, и, соответственно, должно быть какое-то обновление творческих коллективов. С нынешним законом о культуре никакого обновления не может быть.

У нас театры превратились в собесы. Я, конечно, понимаю, что во многом проблема упирается в то, что артисты не могут получать другие специальности – это надо изменить. Как на Западе, где в 45 лет ты автоматически уходишь из балета, в 55 – из оперы. Если ты по-прежнему в хорошей форме – отлично, с тобой подпишут контракт. Но в зависимости от каждого конкретного случая. И люди понимают, что им нужно задуматься о том, что они будут делать после этого возраста. Есть целая система переквалификации – это очень серьезный вопрос, который требует вмешательства государства. С другой стороны, должна быть кардинально реформирована система пенсионного обеспечения людей творческих профессий.

– Та форма, которая используется в вашем театре в нынешний момент – частно-государственное партнерство, – насколько она оправдана в принципе? Например, вы, придя в театр «со стороны», стали учиться, познавать – а как другие бизнесмены?
– Я вам честно скажу: это не вопрос бизнеса. Театр к бизнесу не имеет никакого отношения, и не должен иметь. Если вы спросите меня, есть ли какие-то бизнесмены, которые хотят возглавить театр, я отвечу: «Нет, я не знаю никого». Порекомендовал ли я кому-то этим заниматься? – Нет. Это крайне неблагодарная работа. Проблема в том, что в театрах советский опыт пытаются переносить в новую, современную Россию. И это плохо.

Советский Союз был закрыт, и мы могли без проблем держать внутри страны огромное количество талантливых людей, которые никуда не могли уехать. Высшей ступенью было попасть в Мариинский и Большой театры – этим пользовалось и государство, и сами театры. На сегодняшний день это иллюзия, будто хорошо, что два театра в России имеют высокий статус и высокий уровень. У нас есть пять оркестров высочайшего уровня – а в Америке их десятки.

Изменение культурной политики – это ключевой момент. Это всегда происходит медленно, болезненно, потому что у нас неправильное отношение к культуре. Люди, которые работают в этой сфере, все время только просят, а сами стараются ничего не дать. Потому что считают (и это тоже проблема, которая пришла к нам из Советского Союза), что все обязаны финансировать культуру. Это очень раздражает всех руководителей: финансирование идет, а мощных культурных событий не происходит. Так быть не должно. Условно три-четыре человека стараются – и все.

Любое положительное изменение в форме хозяйствования положительно скажется на стратегическом развитии. Никогда человек, который имеет пожизненный контракт, не пустит к себе в коллектив кого-то нового, чтобы не потерять этот контракт. Это обыкновенная философия любого художника. Почему на Западе каждые пять лет сменяется интендант – неважно, какой бы величины он ни был? Потому что это позволяет развиваться каждому конкретному учреждению. Я считаю, что в творческом процессе привлечение нового – это важнейший элемент, ибо за пять лет взгляды «замыливаются». Сегодня мы конкурируем и с кино, и с любым развлечением в принципе. Со мной многие не соглашаются, но я убежден, что музыкальный театр является одним из эле-ментов, с одной стороны, воспитания, с другой стороны – развлечения, а с третьей – это все-таки передовая, где можно позиционировать российское искусство как одно из выдающихся конкурентных преимуществ нашей страны.
// Беседовала Алина Циопа

 Отправлено: 02.03.10 14:06. Заголовок: источник Ульяна Лоп..

источник

Ульяна Лопаткина: «Мы не можем отрицать разницу полов и эротизм, особенно в балете»

Кухаренко Илья
№ 032, 26 Февраля 2010г.

В Сочи Ульяна Лопаткина приехала из Ванкувера, где на открытии культурной программы она танцевала знаменитую «Кармен», которую балерина включила в репертуар с благословения самой Майи Плисецкой. Дирижировал Юрий Башмет.

— Ну и как вам Башмет в качестве балетного дирижера? Он «удобный»?

— Я протестую против этого слова. Что значит удобный? Это ведь в некотором роде сотворчество. Конечно, танцовщики накладывают некие ограничения на дирижера в смысле темпов, но если у такого маэстро, как Башмет, есть своя идея относительно той или иной фразы или пассажа, то я сначала попытаюсь за ней пойти, а если не получится, то все же найти компромисс, а не диктовать свои условия: А иногда он может вдруг через логику моих жестов по-новому посмотреть на партитуру и окрасить ее другими красками. Это все-таки сотворчество, а не спорт. К тому же в Ванкувере, где зал устроил нам стоячую овацию, мы не в первый раз встретились — до этого я уже танцевала «Кармен» под управлением Башмета.

— Странно слышать такое смирение от балерины вашего уровня. Не проще ли «дать звезду» и настоять на своем?

— Я долго шла к этой свободе, свободе сделать что-то быстрее или медленнее, пойдя за дирижером. Не скрою, были времена, когда я очень жестко договаривалась на репетициях по поводу всех темпов, но сейчас мне интереснее эти спонтанные мгновения, когда что-то рождается прямо на сцене.

— Эта свобода позволила некоторым критикам называть вас дерзкой.

— Наверное, вы имеете в виду мою работу над «Кармен», когда еще до премьеры многие говорили, что это не моя партия, и считали, что мне надо оставаться лирической героиней. Но и в начале карьеры я неоднократно нарушала негласные табу, настояв, скажем, на том, чтобы в «Бахчисарайском фонтане» танцевать не лирическую Марию, о которой мне все советовали подумать, а драматическую партию Заремы. Намного позже в моем репертуаре появилась партия Шехерезады — наверное, первая, где столько откровенного эротизма. И вот теперь Кармен. Но все же есть табу, наложенные не столько амплуа, сколько моей внутренней природой, которые я нарушать не собираюсь, и даже эротизм я в большей степени трактую эстетически.

— То есть, примеряя эти партии, вам приходится их очищать от налета вульгарной эротики?

— Не стоит так упрощать. Мы же не можем отрицать разницу полов и эротизм как важнейшую составляющую искусства, и особенно балетного. Просто, танцуя «Кармен», я танцую в большей степени символ ее бьющей через край женственности, нежели конкретную женщину. Это помогает.

— Не на этой ли волне вы остригли и взбили свои волосы, покрасив их в рыжий цвет? Не мешает ли это вашим сильфидам и лебедям на сцене?

— (Смеется.) Ну, есть способы ее укротить, а в обычной жизни мне это нравится.

— В балете, особенно в русском, очень сильно понятие амплуа. Вам приходилось преодолевать эти барьеры, бороться со стереотипами, ведь ваш рост и столь любимые всеми поклонниками руки — это по балетным канонам нестандарт.

— Мне повезло, поскольку я пришла в Мариинку в тот момент, когда всем хотелось обновления и чего-то нового и необычного. И хотя я пыталась изменить представления о себе, если бы реакция на мои попытки была бы жесткой, то ничего бы и не произошло.

— Сейчас вы с небрежностью светской львицы общаетесь с прессой, давая пространные ответы даже на самые банальные вопросы, а я помню времена, когда вы отказывались от всех интервью, а если отвечали, то крайне сдержанно и скупо. Что произошло? Вы работали над собой в этом плане?

— Пожалуй, нет. Просто был период, когда мне не хотелось разговаривать, внутри что-то провоцировало это молчание. Теперь многое изменилось, и считаю, что я вправе говорить с журналистами на темы, которые меня волнуют.

— В Сочи вы танцевали, возможно, впервые в этом городе, таких хореографов, как Ноймайер и Ван Манен. Не слишком ли круто?

— На самом деле в программе много и классики, и таких знаменитых вещей, как «Кармен-сюита» или «Умирающий лебедь», так что и поклонники традиционного балета смогут получить удовольствие. К тому же я сама родом из Керчи, Сочи для меня — напоминание о доме. Конечно, я много танцую за границей, но мне все чаще хочется поехать в маленькие провинциальные российские города, и спасибо Юрию Башмету, что он дал мне такую возможность.

 Отправлено: 02.03.10 14:09. Заголовок: источник Полцарства..

источник

Полцарства за девицу
Сегодня балетом Алексея Ратманского "Конек-Горбунок" Мариинский театр открывает конкурсную программу "Золотой маски"

Анна Галайда
"Российская газета" - Федеральный выпуск №5121 (42) от 2 марта 2010 г.


По сложившейся традиции Мариинский театр первым показывает в конкурсной программе "Золотой маски" свои спектакли, выдвинутые в номинациях фестиваля. Нынешнюю "Маску" откроет постановка Алексея Ратманского, вернувшего на российскую сцену балет Родиона Щедрина "Конек-Горбунок".

Поставив "Конек-Горбунок" на младшее поколение труппы Мариинского театра, Ратманский вывел на авансцену новое поколение звезд. Одна из них - Алина Сомова, станцевавшая уже практически всю русскую классику и к 24 годам достигшая статуса прима-балерины. В число претендентов на премию она попала благодаря партии Царь-девицы. Накануне московской премьеры спектакля обозреватель "Российской газеты" встретилась с Алиной Сомовой.

Российская газета: Как вы попали в поле зрения Ратманского? Вам уже приходилось работать с ним раньше или вы попали в состав по кастингу?

Алина Сомова: Это была моя первая работа с Алексеем. Кастинга не было. Сначала был список солисток, которые были выписаны на репетиции, и мы начали работать все вместе - там была и Ульяна Лопаткина, и другие девочки. Алексей для всех одинаково показывал свою хореографию. А потом по ходу кто-то отсеивался, как это обычно бывает.

РГ: У вас не было сомнений, стоит ли участвовать в этой постановке?

Сомова: Нет, у меня сомнений не было абсолютно, настолько сразу очень органично все получалось. Мне нравились все пожелания Алексея, его подход. И сама его хореография. Она так на мои данные "легла", что Ратманский по ходу работы начал экспериментировать: видит, что получается, и еще что-то добавляет.

РГ: Для вас было неожиданностью, когда после премьеры вас пришла поздравить Майя Плисецкая, первая Царь-девица?

Сомова: Она была на оркестровой репетиции, ей безумно понравился спектакль, и она нам говорила, что зал его обязательно примет, что это балет и для взрослых, и для детей.

РГ: Чаще всего вы танцуете героинь возвышенных, романтических, страдающих. Не страшно быть на сцене смешной?

Сомова: Это даже очень полезно. Но Ратманский поставил такой спектакль, что Царь-девица в нем очень разная. Сначала, у себя на горе, она величественна, недоступна, полна неги - это как бы одна сторона характера. А в сценах с Иваном-дураком и Царем, хотя у нее корона на голове, она становится более естественной, земной.

РГ: Когда вы готовите партию в классическом балете, перед глазами всегда есть образец. А на что ориентироваться, к чему стремиться, когда создается совершенно новый балет?

Сомова: К созданию собственного образа. А потом у меня ведь был "Конек-Горбунок" с Майей Михайловной. Там совершенно другая хореография, но очень много ведь можно взять от музыки - в ней как раз есть все те эмоции, характер героев.

РГ: Как принимают "Конька-Горбунка" на гастролях?

Сомова: Его уже возили в Японию. Мы очень волновались, потому что японская публика, как правило, необычна в своем восприятии балета. Но наши педагоги, которые были в зале, рассказывали, что зрители реагировали абсолютно на все повороты сюжета - поцелуи, взгляды, игровые моменты, и очень смеялись.

 Отправлено: 05.03.10 12:32. Заголовок: источник Ульяна Ло..

источник


Ульяна Лопаткина считает, что балет – это и есть жизнь: Несколько дней назад прима-балерина Мариинского театра выступала в олимпийском Ванкувере

Имя примы-балерины Мариинского театра Ульяны Лопаткиной знакомо даже тем, кто ни разу и на балете-то не был. Ее слава давно перешагнула пределы Петербурга, а талант, поразительное трудолюбие и виртуозное мастерство уже стали легендой. Критики называют Лопаткину жрицей классического танца, но, опровергая все каноны, она доказала, что ей нет равных ни в классике, ни в современной хореографии.
В этом убедились участники и зрители III Международного музыкального фестиваля в Сочи, на который балерина прилетела из канадского Ванкувера.

Движение рук и ног. Но не только

– Ульяна, чем было продиктовано ваше участие в сочинском фестивале?
– Приглашение Юрия Башмета участвовать в этом фестивале совпало с моим желанием чаще выступать в российских городах. Программа, которую я подготовила, очень разнообразная – это и миниатюры современных хореографов, и всем известный «Умирающий лебедь», и «Гибель розы», которую незабвенная Майя Михайловна Плисецкая танцевала в свое время, эта миниатюра была создана для нее Роланом Пети. Я получила его личное одобрение танцевать ее в своей программе, и я его не разочаровала, Ролана Пети имеется в виду.
– Невозможно не спросить вас о том, как прошло ваше выступление в Ванкувере…
– В Ванкувере у нас состоялось представление балета «Кармен» под музыкальное сопровождение Юрия Башмета. Он выступил как балетный дирижер.
Концертный вариант оперы достаточно традиционный, а балет требует априори какого-то оформления. Наше же представление шло без декораций и кордебалета. Но эксперимент получился очень успешным, зрители долгое время нас не отпускали.
– Юрий Башмет оказался для вас удобным балетным дирижером?
– Вы знаете, я протестую против такого традиционного восприятия артистов балета, что им должно быть в первую очередь удобно на сцене. Для меня важнее всего спектакль. И как дирижер, так и актер на сцене в данной балетной ситуации должны стараться найти некий компромисс.
Каждый должен продемонстрировать самое лучшее. И музыку не погасить движением и требованиями танцовщика, что я, дескать, не успеваю.
Танцовщик должен сделать все возможное, чтобы адаптировать движение, найти в себе профессиональные возможности для достижения лучшего результата в соединении музыки и рисунка движения. Для высечения той самой искры внутри человека, которое, может быть, вообще никогда до этого балет не видел. А я считаю, что балет хоть и элитарное искусство, но достойное зрелище даже для людей, которые с ним редко сталкиваются.
Секрет в том, что музыка и движение должны быть на высочайшем уровне и в едином порыве. Поэтому главное не то, чтобы было тебе удобно, а чтобы было интересно. Я бы сказала, что какое-то единство было найдено, хотя это было непросто: у нас была всего одна репетиция в Ванкувере. Юрий Абрамович признался после спектакля, что он был поглощен происходящим. Я говорю: вот видите, значит, балет это не просто движение рук и ног…
– Были ли случаи, когда вы не находили общий язык с хореографом?
– Если рассматривать лично мой опыт, когда я имела честь и счастье работать с теми хореографами, с кем я работала, то я не знаю ни одного случая, чтобы у нас не было взаимопонимания.
Другое дело, что были трудности в исполнении. Особенно поначалу, потому что для артиста, который воспитан на классической балетной школе, при определенных балетных позициях бывает очень непросто станцевать спектакль в стиле современной пластики. Нужна специальная подготовка для того, чтобы не выглядеть классиком в современном балете. Потому что там должна быть практически спортивная тренировка тела, что и вызывало поначалу у многих солистов некий ощутимый дискомфорт, когда люди хромали от зала к раздевалке.

Фривольность на сцене не оправдана

– Считается, что современная хореография – приоритет западного балета , а «наше все» – это классика…
– Неправда. У нас очень талантливые танцовщики, они люди современные, и им нужны современные ощущения.
Особенно молодым. А современная хореография дает такую возможность, она расширяет диапазон.
Конечно, кому что нравится, но профессионал в балетном искусстве должен принимать любую информацию и уметь ее выразить, иначе ты не достигнешь в профессии высокого уровня.
– А что сегодня вам интересно – в жизни и в танце?
– В жизни и в танце мне как раз интересно разнообразие пластики, эмоций, но не безграничное разнообразие. Скорее, я очень выборочно подхожу к тому, что я делаю в балете, доверяя в первую очередь, конечно же, своим собственным ощущениям, но мне интересно разное и многое. Что касается жизни, то от творчества мне ее трудно отделить, потому что балетная жизнь – это и есть моя жизнь. Не скажу, что личная жизнь отходит на второй план, скорее это все переплетено и одно питает другое. Если говорить о главных увлечениях, то это музыка и живопись.
– Вы артистка очень яркая и самобытная и способны позволить себе больше других. У вас не возникало желания расширить рамки репертуара, взять и станцевать что-то из мужского балета?
– Интересная характеристика меня – дерзкая и позволяющая себе больше, чем другие. Я так полагаю, что она связана с исполнением Кармен. До этого меня называли скорее сдержанной, избирательной, замкнутой, очень определенного направления танцовщицей, которая не переступит черту духовности… Спасибо, это наиболее полная характеристика меня в балете, даже лестная.
Поскольку позволить себе больше, чем другие, – это вопрос очень индивидуальный, это вопрос личной свободы, и я думаю, что для меня еще не все преграды пройдены в этом смысле.
Другое дело, что какие-то границы я переходить и не буду, потому что есть определенные жизненные принципы. И для меня фривольность на сцене не оправдана, даже если я танцую партии очень откровенного содержания с эротическим направлением, такие как Шехерезада, например; я считаю необходимым трактовать их эстетически. Не исключая роль эротизма как достаточно серьезную составляющую нашей жизни, я имею конкретное объяснение такому направлению, и для меня есть определенная граница допустимого на сцене. В общем-то, как и в жизни.
Что касается репертуара мужского плана, то я не считаю буквально необходимым исполнять мужские партии женщине, потому что есть разница в специфике балета. Мужское направление – это прыжки в высоту и вращения в воздухе, а у женщин – это изящество и очень сложная по степени выполнения техника на пальцах. И, соответственно, как у мужчин, так и у женщин своя сложная техника. Если я не подготовлена физически, зачем я буду плохо танцевать мужские танцы? Лучше делать то, что ты умеешь делать хорошо, и пробовать то, что будет интересно другим. Это не самоцель – попробовать все, так же как и в современной хореографии.

Вне всяких амплуа

– Ваша яркая прическа – это тоже выход за границы каких-то канонов?
– Ну, есть способы ее усмирить, эту яркую прическу. Знаете, эта стрижка вызвана моим отношением к внешнему облику женщины как явлению, требующему индивидуального прочтения. Не скажу, что я не приемлю никаких направлений и стилей моды – для меня это не то чтобы важно, но я считаю, что это такой аспект, который женщина не должна игнорировать по мере своих интересов. Это просто мой личный имидж. Что касается сцены, то вы знаете, короткая прическа мне нужна, как выяснилось. И признаюсь честно, в Ванкувере я, посоветовавшись со своим педагогом-репетитором и с друзьями, решила выйти танцевать с короткой стрижкой. Что в принципе было предусмотрено у Ролана Пети в балете «Кармен» – специально созданный имидж Кармен, он даже на длинноволосых своих женщин надевал парики с короткой стрижкой. И я вышла с короткими волосами, чем произвела еще больший эффект среди зрителей. Поэтому я думаю, что прическа – это не те границы, которые можно назвать границами.
– А вы придерживаетесь такого понятия, как амплуа?
– Придерживаюсь, но не буду конкретизировать. Вообще понятие амплуа солистки балета зависит от того, какого роста труппа. Например, если кордебалет ниже среднего роста, а танцовщица выше среднего роста, она не может танцевать «Спящую красавицу», потому что это будет смешно.
Но в целом я не тяготею к какому-то амплуа. Мне интересны разные характеры на сцене, поэтому то, что называется амплуа, – это традиционное восприятие внешних данных балерины. Например, в Ковент-Гардене сегодня есть танцовщица, которая ростом мне по плечо, а танцует все – как «Лебединое озеро», «Спящую красавицу», так и любые другие спектакли. У них вообще стерты понятия амплуа. Это скорее, я сказала бы, русская традиция, которая сломала не одну жизнь талантливой танцовщицы.
Могу вам сказать, что Майя Михайловна Плисецкая, будучи высокой танцовщицей, танцевала все.
– Вы сказали, что не разочаровали Ролана Пети, танцуя его «Гибель розы»… Что вы имели в виду?
– Моя фраза, что я его не разочаровала, касается возможности гениального художника изменить свою концепцию и поменять свое отношение к исполнителю. Что заставляет танцовщика быть более гибким и восприимчивым. На сегодняшний день я танцую одну его миниатюру под названием «Гибель розы».
В свое время также исполняла маленький балет «Юноша и смерть» на музыку Баха и сценарий Жана Кокто. И могу вам сказать, что художник имеет право изменить свое отношение к своему произведению и потребовать большего или другого танцовщика. Это просто характеристика того, что происходит на сегодняшний момент, не более того.

Сочи–Москва
Досье «ВМ»
Ульяна Лопаткина родилась в Керчи (Украина) 23 октября 1973 г.
В 1991 г. окончила Академию русского балета им. А. Я. Вагановой в Ленинграде.
По окончании училища Ульяна Лопаткина была принята в Мариинский театр.
Лауреат Международной премии «Vaganova-Prix» (Санкт-Петербург, 1991), «Золотой софит» (1995), «Золотая маска» (1997), приз «Бенуа де ла Danse» (1997), премия «Балтика» (1997 и 2001), «Вечерний Стандарт» (1998), Государственной премии России (1999).
Звания – заслуженный артист России (2000), народный артист России (2006).
Состоит в браке с Владимиром Корневым, бизнесменом и писателем, у них есть дочь Маша, (родилась 24 мая 2002 года).
При перепечатке данной статьи или ее цитировании ссылка: «Газета «Вечерняя Москва» - свежие новости кино, новости культуры и искусства.» на первоисточник обязательна.

№38 (25306) от 04.03.2010

 Отправлено: 13.03.10 00:59. Заголовок: источник Наталья Ма..

источник

Наталья Макарова

Она стала первой из советских артисток, на имени которой поставили клеймо «невозвращенка». Звезда Кировского театра 1960-х, на Западе Макарова довела свой талант до совершенства и была признана первой леди европейского балета. В марте она вернется в Петербург, чтобы возглавить жюри Международного балетного фестиваля Dance Open.

Хорошо помните детство?

У меня о нем сбивчивые, лоскутные воспоминания. Почти всю войну я провела в деревне у бабушки, в Ярославской области, в то время как мама оставалась в блокадном Ленинграде. Вот я вяжу сено в снопы, вот меня моют в большой русской печке, вот какой-то деревенский мальчишка в шутку наставил на меня вилы – он был моей первой симпатией. Хорошо помню плитку шоколада «Золотой якорь», которую подарил мне отчим, когда я после войны приехала домой, на улицу Чайковского. Помню, как здорово я читала и решала задачки по арифметике еще до школы, поэтому в самой школе мне было скучновато, и я тайком прятала под партой томик Жюля Верна. Честно говоря, я была несносным ребенком, абсолютно непослушным.
Меня постоянно тянуло ко всему авантюрному, непознанному. Однажды я прыгнула в речной водоворот – как не утонула, не знаю. Наверное, я таким образом преодолевала свои страхи.

А в балет вы тоже пришли преодолевать страхи?

Нет, тут случайность. Как-то, когда мне было уже тринадцать лет, я шла по улице Зодчего Росси и увидела объявление о наборе в экспериментальный класс Вагановского училища. Я зашла в здание, спросила, где запись, меня отправили на третий этаж. Смотрю, а там врачебный кабинет. Я говорю: «Вы что, я не больна, я хотела на балет записаться». Меня тут же начали измерять, взвешивать, на прощание спросили телефон. А я была настолько рассеянной девочкой, что перепутала цифры. Прошел месяц, я уже почти забыла про это, и тут меня нашли: «Ну как же, вас приняли!» Потом началась новая эпопея. Мои родители не считали профессию балерины серьезной, и дирекция училища приложила огромные усилия, чтобы уговорить их. Как я уже сказала, речь шла об экспериментальном классе: впервые нас учили по сокращенной программе, не девять, а шесть лет.

Какой была атмосфера в Кировском театре, когда вы начали там служить?

Это был оазис русской культуры. Вокруг лежали ее обломки, а там еще витал дух русской интеллигенции. Было очень много крупных фигур, все со своим характером – как на сцене, так и в жизни. Я же слишком дорожила личным внутренним миром и старалась не сильно касаться мира внешнего. Взбунтовалась только один раз, когда снимали фильм-балет «Лебединое озеро». Меня загримировали под Одиллию, и режиссер Аполлинарий Дудко так фривольно сказал: «Ну, а теперь ты меня соблазняй!» Я ушла со съемок и, как меня ни просили вернуться, не сделала этого. Даже звонок из партийной организации не подействовал!

Почему вы эмигрировали?

Это произошло непродуманно, спонтанно. В 1970-м мы приехали на гастроли в Лондон. Настроение у меня было подавленное. Меня засасывала рутина, я чувствовала, что тяну лямку, а не занимаюсь творчеством, не видела развития. Как-то вечером меня пригласили на ужин мои английские друзья, и в машине они сказали: «Если ты хочешь своей творческой смерти, возвращайcя в Россию. Но ты можешь остаться». Первая мысль была: «Не вернуться на родину – это невероятно». У меня вся жизнь пролетела перед глазами. Я поняла, что должна уступить внутреннему голосу, что это судьба. Расплакалась и в итоге сказала: «Хорошо, вызывайте полицию». Я просидела в полицейском участке всю ночь, выкурила десять пачек сигарет, а наутро пришли милые полицейские и приняли мое заявление о желании остаться на Западе. Это было творческое решение, вовсе не политическое.

Как вы справились психологически?

Мне сразу же предложили контракт в Америке, в нью-йоркском American Ballet Theatre. Я изголодалась по репертуару и набросилась на него с огромным желанием. Вот эта тяжелая, изнурительная работа помогла мне пережить сам факт эмиграции. Потом я начала танцевать еще и в Royal Ballet в Лондоне.

Вы общались с вашими соотечественниками-эмигрантами?

Конечно. С танцором Никитой Лобановым, музыкантом Мстиславом Ростроповичем, скульптором Эрнстом Неизвестным, хореографом Джорджем Баланчиным… Балетмейстер Серж Лифарь устроил как-то ужин, где я познакомилась с Матильдой Кшесинской – такая красивая, обаятельная. Помню, мы наполнили рюмки водкой, чтобы выпить за здоровье, но я отвлеклась, чтобы что-то сказать сидевшему слева Лифарю, поставила рюмку, а потом смотрю, она уже пустая. Под конец вечера Матильда Феликсовна была очень веселой.

Позвольте цитату из вашего интервью: «Я удивляюсь в России обилию казино и разного мусора. Не казино определяет свободу. Волноваться нужно о другом». Что, по-вашему, определяет свободу?

Главное – свобода выбора. И самореализации. И, конечно, уважение к личности – то , чего не было в СССР. Я всегда боролась за право быть личностью. Честно говоря, я не человек коллектива.

Расскажите о своей семье.

Мой муж, Эдвард Каркар, ученый-изобретатель в области электроники и бизнесмен. Сын Андрей изучает современное искусство, он окончил школу при аукционе Christie’s, – я его обожаю. Живем все вместе в Сан-Франциско и очень любим друг друга.

Как случилось, что вы стали еще и драматической актрисой?

Как-то мне позвонил Джордж Баланчин. Он ставил на Бродвее мюзикл «На пуантах», героиня которого – русская балерина Вера Баранова, и предложил мне эту роль. За нее я получила престижные театральные премии, Tony Award и премию Лоуренса Оливье, и знаете, мне это понравилось. С тех пор я выступаю еще и в драматических постановках, в основном в ролях героинь, которые говорят с акцентом, – с английским у меня всегда были проблемы. К примеру, в пьесе Жака Дюваля «Товарищ» я играла княгиню-эмигрантку Татьяну Петровну, а спектакле «Мезальянс» по Бернарду Шоу – польскую женщину-авиатора.

Почему вы согласились возглавить жюри Dance Open?

Во-первых, фестиваль – это всегда праздник, а побывать на празднике всем приятно. Во-вторых, я сама участвовала в отборе участников, Dance Open будет хорошим зрелищем. Ну и в-третьих, он проходит в Петербурге. От приглашения в Петербург трудно отказаться.

 Отправлено: 22.03.10 12:31. Заголовок: источник Наталья Ма..

источник

Наталья Макарова: «Сцена – это лучшее болеутоляющее»

20 марта 2010

В 1970 году знаменитая танцовщица Наталья Макарова с Кировским театром приехала в Лондон. На гастроли. А оказалось… Она легко вписалась в западный мир и была признана «первой леди европейского балета», но на своей вилле в Калифорнии воссоздала русскую атмосферу. В марте легендарная балерина возвращается на родину в роли председателя жюри IX балетного фестиваля Dance Open.

– Наталья Романовна, почему вы согласились возглавить жюри Dance Open?
– Решающим фактором для меня стало то, что этот фестиваль – петербургское событие. А во-вторых, фестиваль – это всегда праздник, а побывать на празднике всем приятно. И потом я сама участвовала в отборе участников.

– О ваших первых работах говорили, что в них было редкое для XX века женское качество – беззащитность. Каковы, на ваш взгляд, сегодняшние дебютантки сцены?
– Да, на первое место в танце я ставлю женственность, где сила – в слабости. Кто это ценит в России сейчас, я не знаю… Мне кажется, что эта женская уязвимость уже потеряна в танце.

– Многие более чем успешные артисты и любят мир балета, но и ненавидят – слишком много ограничений, слишком много жертв. У вас не возникало такого отторжения?
– Да, в какой то мере мы, балетные, более выносливы, более терпимы к боли, у нас притуплен болевой порог. Мы слишком часто его переступаем. Кроме того, существует адреналин, когда на сцене перестаешь чувствовать боль. Сцена – это лучшее болеутоляющее.

У меня была ситуация во время съемок «Лебединого озера» в Ковент-Гардене в Лондоне. От моего физического состояния зависела вся труппа – если я не выйду на сцену, все останутся без гонорара. А у меня все тело в травмах. Я лежу за кулисами и почти кричу от непереносимой боли, у меня не было даже сил самой завязать тесемки. И все же я вышла на сцену, и, как только зазвучала божественная музыка Чайковского, вся боль пропала – вот он сценический адреналин. И если вы увидите эту запись, вам никогда не придет в голову, что я танцевала с такой болью. И что бы я ни делала, как бы я ни трудилась, необходимо постоянно отшлифовывать найденное. А с возрастом все больше и больше придаешь этому значение, чтобы не потерять наработанное. Но это не жертва, это необходимость, призвание. А удачный спектакль – это счастье, окупающее все жертвы!

– Иногда кажется, что балетные танцоры настолько погружены в свой собственный мир, который требует огромной самоотдачи, что у них просто нет ни времени, ни сил следить за всем остальным. Так это или нет?
– А за чем мне следить? За биржей?.. Я слежу за тем и отбираю те знания, которые помогают мне в моем искусстве. А за биржей и всем остальным следят мои прекрасные мужчины – муж и сын.

– Вы сейчас живете в Калифорнии, не захотели, как Барышников, жить в самом центре мира – в Нью-Йорке?
– Я живу в Калифорнии, потому что здесь климат лучше, но в Нью-Йорке тоже часто бываю, приезжая регулярно по работе, мне там очень удобно и уютно. И все же комфортнее всего в Калифорнии – на моей вилле, где я посадила кордебалет русских березок. Здесь я создала русскую атмосферу, у меня там есть студия, и я даже построила маленькую домовую деревянную церковь. Она очень красиво вписывается в ландшафт.

– Насколько легко было принять западный мир с его законами, с его «хочешь поговорим об этом», обращением к психологу, а не в жилетку подружке…
– Работа над моей автобиографией вместе с Геннадием Шмаковым стала для меня актом самопознания и своего рода психоаналитическим сеансом. Надо было свои ощущения перевести в слова. Для меня это сложнее, чем выразить эти же ощущения в танце, в движении телом. Что касается психологов, то они мне не нужны, слава Богу, у меня здоровая психика. И вообще, я считаю обращение к психологам нонсенсом. Что они, лекари души, что ли?

Чему я еще научилась на Западе – это быть более дипломатичной, более терпимой к людям.

– Но все же есть что-то, что не прощается ни при каких условиях?
– Простить не могу сознательной подлости и жестокости. Можно простить грехи во спасение: жестокость врача или ложь во благо, но радость за счет чужого страдания непростительна.

– Когда вы прочли книгу бывшего сотрудника КГБ, в которой он рассказывает, что в недрах этой организации разрабатывались планы превращения в инвалидов Нуреева и Макаровой, насколько вас ужаснула сама мысль, что такое в принципе возможно?
– Действительно, несколько лет назад мне прислали эту книгу, где этот самый сотрудник пишет об этих планах КГБ. И прочитав ее, я только обрадовалась, что не знала этого раньше, – было бы очень трудно жить с этим знанием. Хотя в подсознании постоянно было чувство, что за мной следят. Правда. Были разные случаи, о которых я не хочу сейчас вспоминать, может быть, когда-нибудь потом расскажу (смеется).

– Иосиф Бродский так и не вернулся в Петербург. Каково вам было вернуться в Россию в 1989 году?
– Это был сплошной сюрреализм! Мне казалось, что к трапу самолета, на котором я прилетела, пришло почти полгорода. Чувства совершенно захлестнули, меня не покидало ощущение невероятности происходящего, ведь я не была в России 18 лет!

– И наверняка вас захлестнула ностальгия по ленинградскому детству. Или, поскольку детство пришлось на войну, вы избегаете этих воспоминаний?
– В войну я была очень маленькая, так что помню только послевоенное детство и то, как все пытались выжить. Помню ужас мамы, когда я потеряла карточки на хлеб всей семьи, и как мне тогда досталось.

– Жили в коммуналке?
– Конечно, в коммуналке, как же еще... Я игрушек не любила, да их и не было, а вместо куклы было полено.

Постоянные падения с деревьев, убегание в лес от старших – я была непослушным ребенком, и меня постоянно тянуло к чему-то непознанному. Однажды даже прыгнула в речной водоворот. В лесу у бабушки на природе – это самые приятные воспоминания. Уже в эмиграции я поняла, что больше всего меня тянет в лес, по грибы.

– Но все же, наверное, прибыв в Петербург, вы посетите ваши главные петербургские адреса.
– Да. Главный такой адрес для меня – улица Зодчего Росси, где находится балетная академия. Конечно же, улица Чайковского, где я родилась, и Спасо-Преображенский собор, в котором меня, пятилетнюю девочку, тайно крестила бабушка.

– Помните ли свой первый выход на сцену Кировского театра?
– Первый выход в Кировском был еще в школе, в опере «Садко», в подводном царстве я была медузой. А самое сильное воспоминание – выпускной спектакль, мой неожиданный успех в «Жизели» и в «Лебедином» и мой первый букет лилий. А на следующий день сюрприз для меня и родителей – большая статья в газете с заголовком «Рождение балерины». Помню реакцию моей мамы, ведь она была против, чтобы я связывала свою жизнь с балетом.

– И после того как получили премию «Тони» за спектакль «На пуантах», шедший на Бродвее, не пожалели, что не стали драматической актрисой изначально?
– А я ею стала только по совместительству. Я и в балете всегда себя чувствовала не как балерина, которая играет, а как актриса, которая танцует. Для того чтобы добиться органики в танце, мне всегда был необходим психологический подход. И спектакль «На пуантах» – это не единственная моя драматическая работа. К примеру, в пьесе Жака Дюваля «Товарищ» я играла княгиню-эмигрантку Татьяну Петровну, а в спектакле «Мезальянс» по Бернарду Шоу – польскую женщину-авиатора. Получила огромное удовольствие от работы в спектакле «Неугомонный дух» по пьесе Ноэля Коуарда. В основном это были героини, которые говорят с акцентом – это выглядело естественно.

– А помните, героиня романа Сомерсета Моэма «Театр» Джулия Ламберт мечтала, уйдя со сцены, наесться жареной картошки. Признайтесь, о чем вы мечтали, уходя с балетной сцены?

– О роскоши вставать поздно. Что я и делаю.
// Беседовала Елена Боброва

 Отправлено: 24.03.10 22:39. Заголовок: источник Ульяна Лоп..

источник

Ульяна Лопаткина: «К шедеврам прикасаюсь с осторожностью»

Прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина – народная артистка России, лауреат Государственной премии России, обладательница многочисленных балетных наград. Звезда мирового балета, она выступает по всему свету. Недавно вернулась из Ванкувера, где выступала в рамках культурной программы Олимпиады. А через месяц уже на сцене Мариинского театра будет танцевать Анну Каренину в одноименной премьере на музыку Родиона Щедрина. Но до этого 29 марта Ульяна примет участие в гала-концерте IX Международного балетного фестиваля Dance Open, посвященном ее учителю – Константину Сергееву.

– Ульяна Вячеславовна, вы сейчас заняты в огромном количестве проектов. Почему вы согласились принять участие в фестивале Dance Open, чем он для вас особенный?
– Во-первых, потому, что повод для меня лично очень серьезный: Константин Сергеев был моим учителем, а Галина Уланова, Татьяна Вечеслова, Вахтанг Чабукиани – это те легенды, с которых я брала пример. Поколение наших педагогов отличается от нас тем, что условия их жизни и творчества были чрезвычайно сложными для свободы выражения личности. И в тот период времени, в котором они творили, сцена являлась территорией, где свобода личности была наиболее возможна. В танце была их настоящая жизнь.

У Константина Михайловича я училась актерскому мастерству в балетной школе и репетировала с ним сольные партии, а затем участвовала в классических балетах его редакции в Мариинском театре. Его фигура очень много значила для творческого роста моей личности. Что касается Улановой, мне кажется, комментарии вообще излишни – это эпоха в русском балете. Татьяна Михайловна Вечеслова, которая известна как балерина яркого драматического и характерного таланта, делала танец настолько естественным, живым и понятным эмоционально, что обойти это имя было бы незаслуженно. Тем более что она блестяще исполняла партию Заремы в «Бахчисарайском фонтане», а эта партия стала знаковой и для меня. Потому что именно с того момента, как я выбрала не партию Марии, а партию Заремы, меня стали воспринимать как балерину более широкого диапазона. Так что не согласиться, имея возможность согласиться, – я считаю, было бы просто неправильно. Как человечески, так и творчески.

– Гала-концерт, в котором вы принимаете участие, называется «Балетные легенды Санкт-Петербурга». Ощущаете ли вы, что уже сами стали балетной легендой?
– Хотелось бы этого избежать.

– Почему?
– Как только человек ощущает конкретные результаты, начинает довольствоваться достигнутым, он перестает учиться. Мистически пропадает способность воспринимать пожелания, замечания педагога-репетитора, который является как бы твоим режиссером, созидателем рисунка. Балерина не может все время косить глазом в зеркало и корректировать сама себя. В процессе репетиций, бывает, нужна мгновенная коррекция. Даже ведущим балеринам, достигшим серьезного положения, солистам балета необходимо постоянно работать над собой – таковы условия этой профессии. Нужно работать каждый день, тренироваться и все время идти к лучшему результату. Этому, мне кажется, очень мешает сознание собственной значимости.

– Сейчас вы в Мариинском театре работаете над премьерой балета «Анна Каренина» с Алексеем Ратманским. Как вам новая роль?
– Мы в процессе изучения, работаем каждый день. Текст насыщенный, поэтому все мысли заняты изучением движений. Сейчас самый непростой этап – выучить текст и сделать его своим.

– Насколько удобна или трудна хореография Ратманского? Приходится ли разучивать с ним новый хореографический язык?
– Хореография Алексея отличается от привычной для меня классической, ее логичных движений. Хотя он и использует классический язык танца, но своеобразно.

– Насколько вам, как человеку, близок характер вашего персонажа – Анны Карениной?
– В чем-то близок, в чем-то нет. Какие-то переживания можно назвать похожими, но это другая судьба, другая женщина.

– Что вы хотите сказать этой ролью?
– Сейчас мы как раз это обсуждаем. Конечно, это зависит от хореографического текста, от него нельзя отступить. Так или иначе, он рассказывает о характере героини. Но и моя собственная интерпретация также очень серьезно зависит от пожеланий хореографа.

– Еще один яркий образ, который вы на себя недавно примерили, – это Кармен в «Кармен-сюите» Бизе – Щедрина. Наверное, вы мечтали об этой партии еще с детства, когда видели Плисецкую?
– Для меня вообще мечтой детства не было стать балериной, танцевать «Лебединое озеро», «Кармен», стать такой, как Плисецкая. Я скорее на это все смотрела с восхищением как зритель. И позже я об этом не задумывалась: все происходило в процессе работы. Спектакль «Кармен» дался не так просто. Я с большой осторожностью прикасаюсь к шедеврам – как хореографии, так и артистического исполнения. Потому что это всегда вызывает пристальное внимание зрителя и критики. Если кто-то когда-то исполнял эту партию настолько ярко и неподражаемо, что любое прочтение других артистов теперь выглядит второстепенным, – это всегда очень сложно.

– А с Майей Михайловной вы встречались, обсуждали?
– Да, конечно, мы с ней общались. К сожалению, не в процессе подготовки, потому что она не смогла приехать. И на премьере ее тоже не было. Но после мы обсуждали мое исполнение. И она сделала свои замечания, которые укрепили меня в мысли, что эта партия, как утверждали многие, мне не свойственная и разрушающая мой имидж в балете, – на самом деле моя.

– То есть ей понравилось.
– У нее не возникло никаких сомнений, что я могу исполнять эту роль.

– Ваша дочь Маша пойдет по вашим стопам?
– Она пойдет по своим собственным. Не могу сейчас сказать, будет ли это балет. Я думаю, что ее путь будет абсолютно индивидуальным. Пока это загадка. Она занимается хореографией, но точно так же занимается рисунком, музыкой. Нужно дать человеку возможность попробовать все свои способности и понять, что ему интересно. И делать это лучше в раннем возрасте.

– Когда в начале 2000-х вы пережили серьезную травму и операцию, какие мысли, опасения за свою судьбу приходили вам в голову?
– Мне, по счастью, удалось вообще об этом не думать. Я ушла в некий отдых. Почему-то у меня не было серьезных опасений, что я не смогу продолжать. И, как выяснилось, справедливо, потому что я восстановилась. Нет, были мысли, конечно, которые пугали, но они не привели меня ни к депрессии, ни к отчаянию.

– Многие звезды сегодня помимо основной карьеры имеют собственный бизнес. Выпускают духи, одежду, а что бы попробовали вы?
– Я думала о том, чтобы создать коллекцию балетной репетиционной одежды, которая бы была многофункциональна и визуально приятна самим танцовщикам. Ведь балетные люди находятся в балетной, тренировочной одежде большую часть своей профессиональной жизни с утра до вечера и, что немаловажно, гипервнимательны к своему внешнему виду. Поскольку я все это знаю изнутри, у меня уже есть идеи.

– Вам наверняка случалось выходить в плохом настроении на сцену. Как вы себя настраивали?
– Бывают разные ситуации. С плохим настроением необходимо бороться еще до выхода на сцену. Это непростая внутренняя работа, но проводить ее приходится нередко. Причем зачастую это трудное внутреннее состояние возникает как раз потому, что нужно выходить на сцену. Свои приемы, как этого добиться, есть у каждого. Но обычно они не разглашаются.

– Видите ли вы себя в качестве педагога?
– Возможно. Не исключаю такого продолжения.

– Как-то вы совсем безрадостно об этом сказали.
– Скорее размышляюще… Это другая, очень непростая профессия. Дело в том, что педагог не получает зрительской отдачи, которая так много сил и вдохновения дает танцовщику. Это работа за кадром. Причем изнурительная и очень разносторонняя. Педагог должен обладать колоссальным терпением, чуть ли не навыками психотерапевта и жесткостью тренера. Необходимо уметь настраивать танцовщика на результат, находить с ним общий язык. На протяжении всей жизни они – я знаю это, уже наблюдая за своими педагогами, – выдерживают колоссальный эмоциональный прессинг. Причем не только своих собственных волнений за проделанную работу, но и за человека, с которым они работают. Танцовщики часто, не выдерживая психофизических нагрузок, в острые моменты подготовки или перед выходом на двухтысячный зал выплескивают свои эмоции на самых близких людей. И, как правило, это оказывается педагог. Ведь о своих переживаниях они могут сказать только тому, кто действительно понимает все тонкости профессии.
Думаю, когда-нибудь я могла бы стать педагогом.

// Беседовала Алина Циопа. Фото Ильи Снопченко

 Отправлено: 29.03.10 10:37. Заголовок: источник Ульяна Лоп..

источник

Ульяна Лопаткина: "Мы теряем лучших педагогов, они уезжают на Запад"

Игорь Шнуренко
27.03.2010 08:26

Прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина рассказала в интервью "Деловому Петербургу" о том, почему русскому балету угрожает тень Ванкувера и насколько уместен PR.

"ДП": Вы участвовали в церемонии закрытия Олимпиады в Ванкувере. Судя по всему, за последние 20 лет в спорте мы промотали наследие советской эпохи. Не грозит ли то же самое русскому балету?

Ульяна Лопаткина: Не грозит ли балету провал, сходный с провалом, как считается, России на последней Олимпиаде? Очень бы этого не хотелось. Одна из причин таких очень средних результатов России на Олимпиаде - потеря лучших педагогов, лучших тренеров, лучших преподавателей. Еще причина заключается в ослаблении популяризации спорта среди простых граждан, которые не имеют профессионального отношения к спорту.

К сожалению, у нас в стране мы наблюдаем отсутствие популяризации балета и потерю педагогов-репетиторов, которые работают и с совсем маленькими детьми, и с детьми среднего школьного возраста, и с артистами. Все эти педагоги-репетиторы разных градаций уезжают на Запад, и это очень тревожно, это заставляет задуматься.

Просто так ничего не бывает, и успех достигается колоссальным трудом и подготовкой. Точно так же поражение - это следствие каких-то конкретных процессов, и я думаю, что тревогу здесь не скроешь.

Мы теряем лучших педагогов, они уезжают на Запад, и в балете в педагогическом составе мы потеряли уже многих. Они уже не в России, и этот факт зафиксирован на протяжении десятилетий. Если эта убыль будет продолжаться, то прогнозы о будущем балета в России могут быть, конечно, самые неутешительные. Если мы не остановим уход наших талантливых педагогов и танцовщиков на Запад, то для России будущее балета может быть еще хуже, чем результаты Олимпиады в Ванкувере.

"ДП": На фестивале Dance Open вы будете танцевать монолог Офелии из балета "Гамлет" Константина Сергеева. Почему для программного выступления вы выбрали именно этот образ?

Ульяна Лопаткина: Я выбрала монолог Офелии, во-первых, потому, что спектакль в постановке моего учителя Константина Михайловича Сергеева. Во-вторых, потому что "Гамлет" - тема достаточно сложная для балетной интерпретации, и третья причина в том, что на юбилее Константина Михайловича много лет назад мне посчастливилось также выйти на сцену в этом монологе.

Больше я его никогда не танцевала. Зрители его восприняли настолько тепло, что организаторы гала-концертов, посвященных легендарным ленинградским танцовщикам, очень просили меня возобновить этот монолог, станцевать его еще раз.

"ДП": Балет показывает зрителю очень эмоциональные вещи. Для создания образов вы больше пользуетесь своим личным опытом переживаний или исследуете, читаете литературу?

Ульяна Лопаткина: Как создается эмоциональная естественность на сцене, чтобы это было сильно, как в жизни? Чтобы это шло через оркестровую яму к зрителю, когда у тебя нет возможности сказать ни слова? Для того чтобы передать эмоции через движение, есть определенные профессиональные приемы. Может быть, это будет звучать несколько прагматично, но подготовка к эмоциональному всплеску идет через рисунок, и в подготовке рисунка должна быть некоторая хладнокровность, чтобы тело запомнило те движения, которые потом, на сцене, ты уже заполняешь душой.

"ДП": Кто, на ваш взгляд, главный человек в современном балете?

Ульяна Лопаткина: Балет создается хореографом, который выбирает композитора, а танцовщик одухотворяет тот рисунок и те идеи, которые вкладывает в танец хореограф. Это союз людей, в котором не может быть одного главного человека.

"ДП": Но сейчас в оперном театре зритель часто идет на того или иного режиссера, даже не зная имени композитора.

Ульяна Лопаткина: Разумеется, случается, что в таком союзе преобладает чья-то яркая индивидуальность, кто-то бывает более оригинален, кто-то бывает более смел, кто-то более выразителен, и тогда уже говорят про того человека, чья лепта наиболее заметна. Порой танцовщики делают хореографию настолько интересной, что, как только сменяется состав, по каким-то неведомым причинам хореография меркнет.

Есть такой же момент, когда музыка перекрывает хореографию. И вы справедливо заметили, что иногда режиссерская концепция преобладает и это становится очевидным. А вот вопрос, кого конкретно больше выдвигают и, как теперь принято говорить, пиарят, - это совершенно другая история. Это история про то, кого больше раскручивают, о ком больше говорят и о ком незаслуженно забывают. А это уже вопрос справедливости.

"ДП": А вам PR мешает или помогает?

Ульяна Лопаткина: Освещение событий должно проходить в определенных рамках. Если говорить о том, насколько PR уместен или неуместен, я считаю, что все нужно использовать в меру. Если нужно зафиксировать спектакль, танцовщика, чтобы это осталось в истории, значит, это нужно делать. Иногда известность бывает следствием PR, а иногда PR - следствие известности.

"ДП": Вам делались предложения сниматься как драматической актрисе?

Ульяна Лопаткина: Предложения были. Как раньше, так и сейчас я отношусь к этому с осторожностью. Для меня уверенно войти в другую профессию невозможно без должной подготовки. Это процесс, на который у меня, как правило, нет времени.

"ДП": С балериной такого уровня, мне кажется, партнеру должно быть трудно.

Ульяна Лопаткина: Почему трудно?

"ДП": Нужно соответствовать. Каким должен быть идеальный партнер?

Ульяна Лопаткина: Идеальный партнер, на мой взгляд, должен обладать трудолюбием, внимательностью к работе и нормальными человеческими качествами - отзывчивостью и человечностью, не бросить коллегу в трудной ситуации. А еще взаимопонимание. Идеальное не возникает просто, особенно в балете - это всегда результат труда, совместного труда.

"ДП": Держали ли вы перед глазами какой-то образец для подражания?

Ульяна Лопаткина: У меня нет конкретного образа для подражания, но я учусь у различных людей. Порой то, что я ищу, можно увидеть в разных людях, не в одном человеке. Мне интересны разные проявления человеческого таланта, и даже мои коллеги могут стать моими учителями.

 Отправлено: 29.03.10 10:41. Заголовок: источник Леди на цы..

источник

Леди на цыпочках
Наталья Макарова возглавила жюри фестиваля Dance Open

Елена Боброва

"Российская газета" - Федеральный выпуск №5143 (64) от 29 марта 2010 г.


Легендарная танцовщица, "дива танца", "первая леди" мирового балета ХХ века, как ее называют на Западе, Наталья Макарова стала первой "невозвращенкой" - когда в 70-м году, будучи с Кировским театром на гастролях в Лондоне, решила остаться там.

Вновь на родину она смогла приехать лишь после распада Советского Союза. Но и нынче Наталья Макарова нечастый гость на родине. И все же в марте знаменитая танцовщица вернулась в Петербург, чтобы возглавить жюри IX балетного фестиваля Dance Open, в котором участвуют ведущие танцовщики самых известных балетных трупп мира.

Российская газета: Наталья Романовна, насколько, на ваш взгляд, изменился танец за последние полвека?

Наталья Макарова: По-моему, новая хореография стала более агрессивной - все идет в ногу со временем, - стиль и манера танца меняются, и эта агрессия довольно экспрессивна. Жаль только, что это постепенно вытесняет лирику и поэзию. Танец изменился по настроению, по внутреннему ритму, уравнялась женская и мужская психология и физика, так же как и в жизни.

РГ: Как вы относитесь к усилению техники танца, к явной тенденции демонстрировать трюки?

Макарова: Приветствую, если фантастическая техника сочетается с яркой индивидуальностью, глубиной и эмоциональностью. Для меня балерина, лишенная эмоциональной выразительности и духовности, - просто ремесленник, даже если техника на грани фантастики.

РГ: Какие качества русской школы по-прежнему привлекают поклонников искусства балета на Западе?

Макарова: Нам, русским, нужно прочувствовать движение, а на Западе прежде всего строгий рационализм, даются рецепты механического исполнения движений, почти как в гимнастике. А на мой взгляд, техника и ее приемы, и задушевность танца должны слиться воедино. Есть разница между тем, чтобы "исполнять движение" и "танцевать", что означает "прочувствовать движение", когда танец становится явлением поэзии. Понимание этого прививалось в Вагановской школе с первых шагов. Когда в 74-м году в Метрополитен-опера хаус я ставила свою постановку "Баядерки", я все это рассказывала американским исполнителям, и для них это было откровением. Я уверена, что русская школа (я имею в виду Вагановскую академию) наиболее полноценная из всех мировых балетных школ, она самодостаточна. Очень важно ее не растерять в этом современном коммерческом круговороте.

РГ: Вас называют первой леди мирового балета. А доводилось ли вам встречаться с первыми леди Америки, бизнеса...

Макарова: Ну, конечно. Это же звездный мир, и я в нем существую. Встреч было очень много, всех и не перечислишь - и с принцессой Дианой, и с Марией Каллас, и с Элизабет Тейлор, которая однажды после спектакля заглянула ко мне в гримерку и попросила у меня пуанты с автографом. Это было очень приятно.

РГ: Но самые важные встречи, пожалуй, были с легендами балета - Тамарой Карсавиной, Ольгой Спесивцевой, Матильдой Кшесинской, Сержем Лифарем?

Макарова: Да, но что касается Карсавиной и Спесивцевой - это были сиюминутные встречи, однодневные впечатления. Хотя Карсавина подписала мне свою книгу, и в дарственной надписи русские буквы сочетались с английскими. Ну а с Кшесинской мне довелось пообедать у нее в доме, что было очень забавно. Туда меня привел балетмейстер Серж Лифарь, и вот с ним я провела больше всего времени. Это был человек с огромным и богатым внутренним миром, большой эрудит, он был близок с Дягилевым. Я очень дорожу подарком Сержа Лифаря - он преподнес мне свою картину с подписью "Страдивариусу танца".

РГ: Вы сейчас живете в Калифорнии. Не захотели, как Барышников, жить в самом центре мира - в Нью-Йорке?

Макарова: Я живу в Калифорнии, потому что здесь климат лучше, но в Нью-Йорке тоже часто бываю, приезжая регулярно по работе, мне там очень удобно и уютно. И все же комфортнее всего в Калифорнии на моей вилле, где я посадила кордебалет русских березок. Здесь я создала русскую атмосферу, у меня там есть студия, и я даже построила маленькую домовую деревянную церковь. Она очень красиво вписывается в ландшафт.

РГ: Насколько вы легко ассимилировались в Америке?

Макарова: Сначала было очень сложно - немало трудностей мне доставил языковой барьер. Но, слава богу, моя жизнь была в балете, а там говорить не надо. Потом, бешеный нью-йоркский темп не сравним с нашей русской медлительностью. Но передо мной стояла задача: оправдать свое решение остаться, доказать всем, что оно оправданно, что моя интуиция меня не подвела. Мне сразу предложили контракт в нью-йоркском American Ballet Theatre. Изголодавшись по репертуару, я набросилась на него с огромным желанием.

Эта безумная нагрузка уводила меня от многих проблем психологических, ностальгических, которые часто сопутствуют эмигрантам. Я осталась одна и должна была танцевать все лучше и лучше. Я решила познавать разные стили, экспериментировать, и я училась, постигала, жила полной жизнью, путешествовала, набиралась сил. А литература - боже, без чтения я не могу, - и тут передо мной открылась вся мировая литература, которая была запрещена в СССР.

РГ: Вы ассоциируетесь только с успехом. Но, наверное, и в вашей жизни случались провалы?

Макарова: Ну конечно, случались, провалов всегда больше, чем успехов. В самом начале карьеры, дебютируя в партии Одиллии из "Лебединого озера", исполняя знаменитые 32 фуэте, после двенадцати я оказалась в задней кулисе. Обычно двигаются вперед, а я почему-то отправилась назад. Вспоминаю балет "Медный всадник", роль Царицы Бала. У меня был громоздкий костюм с большим тяжелым кринолином, а на репетиции я была без него, и когда начались последние пируэты, юбка потянула меня назад, каким-то чудом я пересекла сцену и очутилась в суфлерской будке. Партнер подал мне руку, и я старалась как можно грациознее вылезти из нее. А после этого мне надо было перейти сцену и уйти за кулисы, и все это - под гробовое молчание зала, а молчание иногда бывает таким громким! Вот такие случались казусы...

РГ: И напоследок, почему вы согласились возглавить жюри Dance Open?

Макарова: Решающим фактором для меня стало то, что этот фестиваль - петербургское событие. А во-вторых, фестиваль - это всегда праздник, а побывать на празднике всем приятно.

 Отправлено: 12.04.10 10:48. Заголовок: источник УЛЬЯНА ЛОП..

источник

УЛЬЯНА ЛОПАТКИНА: В Норвегии я танцевала впервые

Владимир ДУДИН

Рядом с громкими заокеанскими гастролями балетной труппы Мариинского театра ее четырехдневный визит в заполярный городок Трумсё на музыкальный фестиваль "Северное сияние" оказался почти незамеченным. В то время как в Норвегии эти гастроли стали подлинной сенсацией для всей страны. Трумсё опередил Осло, оказавшись первым городом, где выступили солисты знаменитой труппы русского балета. По рассказам очевидцев, билеты в момент предварительной продажи разлетелись за сорок минут. Все три аншлаговых концерта солистов, среди которых были Ульяна Лопаткина, Виктория Терешкина, Екатерина Кондаурова, Андриан Фадеев, Владимир Шкляров и другие, завершались вставанием зала и оглушительным громом оваций. В аэропорту Трумсё за десять минут перед объявлением о посадке в самолет до Петербурга своими впечатлениями от норвежских гастролей поделилась Ульяна ЛОПАТКИНА:

- Вас сложно уговорить принять участие в гастролях, если речь идет не о Лондоне, Париже или Нью-Йорке ?

- Меня и уговаривать не надо - это моя работа. Если нет чрезвычайной занятости здесь, я всегда соглашаюсь с радостью.

- Чем вас заинтересовало предложение о гастролях в норвежском городке Трумсё ?

- Я никогда прежде не была в Норвегии, поэтому с удовольствием согласилась туда поехать. Снег, горы, холодная, суровая, достаточно скупая природа - красота Севера, которую я себе представляла, думая о Норвегии, меня не разочаровала. Правда, у меня почти не было времени увидеть что-то кроме центра Трумсё, который запомнился как очень милый, уютный город. Кто-то из оркестрантов видел там северное сияние. Кроме "географического" интереса, в этих гастролях меня очень привлек репертуар - балет "В ночи" Роббинса и "Противоречия" Вентрильи, которые я станцевала на гала-концерте этого норвежского фестиваля.

- Как вы чувствовали себя на небольшой сцене местного Культурного центра ?

- Танцевать там оказалось сложнее, чем на профессиональной сцене. Для балета необходимы определенные размеры сцены, поэтому нам пришлось как-то вписываться. Но благодаря серьезной профессиональной помощи моих партнеров Ивана Козлова и Евгения Иванченко, от которых в любом случае многое зависело, поскольку оба номера я танцевала в паре, мне удалось преодолеть сложности сцены.

- Если вас снова пригласят выступить на этой же сцене, согласитесь ?

- Хотелось бы, конечно, чтобы сцена была более просторной. Танец предполагает полет, движение, скорость. А на тесной сцене ты зажат в определенные рамки, и зритель не получает того впечатления, которое может получить. Масштаб сцены очень влияет на впечатление от танца - они находятся в прямой зависимости. Насколько урезана была траектория наших движений, настолько уменьшена была и степень впечатления, которое могли бы получить зрители.

- Это правильно, что норвежцы увидели вас не в "Лебедином озере" или "Раймонде", а в современной хореографии ?

- Я с удовольствием станцевала современные дуэты, которые считаю одними из своих самых любимых номеров. Они очень эмоциональные, с историей внутренних отношений, а я люблю смысловые роли. Если бы появилась в Норвегии десять лет назад, то, наверное, выбрала бы классические па де де.

- Современный репертуар выбираете вы или вам предлагают ?

- Балет "В ночи" появился в репертуаре Мариинского театра еще в начале 1990-х, когда был жив его автор - хореограф Джером Роббинс, который приезжал в Петербург и участвовал в переносе этого балета на российскую сцену. Миниатюра "Противоречия" была создана специально для меня и моего партнера. Ее драматургия строится как правдивая, связанная с реальными событиями история из личной жизни хореографа, которая вылилась в этот взрыв. Судя по отзывам публики, на эту историю все реагируют очень эмоционально, многие даже плачут. В таком виде современный балет абсолютно понятен сегодняшнему зрителю. Абстракционизм, бессмысленность, присущие современной хореографии, на мой взгляд, иногда утомляют - это не находит живого человеческого отклика у зрителя. Абстракция бывает тяжела для восприятия.

- Вы долгое время придерживались классического репертуара, но в последние годы часто изумляете зрителя своим увлечением современной хореографией. Этому предшествовала большая внутренняя работа ?

- Мне всегда хотелось танцевать современное, то есть другое - другую пластику. Ограничение классикой во многом обусловливалось репертуаром Мариинского театра. Редкие эксперименты в области современной хореографии, конечно, были недостаточны, чтобы можно было считать, что я могу танцевать ее так же хорошо, как классику. Но постепенно мне стали предлагать в театре все больше современных номеров, и я стала с удовольствием их танцевать.

- В каком соотношении должны находиться классика и современность в балетном репертуаре академического театра ?

- Все зависит от компании, ее руководителя, от ситуации в театре в каждой конкретно взятой стране. Это очень индивидуальный вопрос, связанный с определенными обстоятельствами. Где-то предпочитают классику, где-то делают акцент на современном репертуаре, где-то их удачно совмещают, где-то не получается. В нашем театре сильны традиции классического балета, поэтому я и танцую больше классику, чем современный репертуар, но совсем не потому, что не хочу или не могу танцевать модерн.

 Отправлено: 12.04.10 11:07. Заголовок: источник В Петербур..

источник

В Петербурге, балетной столице мира, отшумел танцевальный фестиваль «Dance open». На сцене Михайловского театра и «Октябрьского» в дни фестиваля блистали больше 80 солистов балета со всего мира. Одной из самых ярких звезд была прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина. Не так давно она представляла искусство русского балета на церемонии закрытия Олимпийских игр в Ванкувере.
Сейчас в Мариинском театре Алексей Ратманский завершает репетиции балета «Анна Каренина», в котором прима-балерина исполняет главную роль.

Настоящий балет надо видеть живьем

— Ульяна, вы блистали в вечере балетов, посвященном 100-летию со дня рождения Константина Михайловича Сергеева, великого танцовщика и хореографа, вашего учителя. Что вспоминалось вам при подготовке того вечера?
— Константин Михайлович для меня — олицетворение сдержанности, безупречных манер, при этом — строгости. Вот уж кто умел создать дисциплину, внушать священный трепет. В общем, он держал нас всех в состоянии благоговения и некоего страха, которое скорей всего необходимо, чтобы уважать профессию, учителей, себя. Но то был не рабский страх, а бесконечное преклонение перед личностями, которые достигли таких высот.
На одном из юбилеев я совсем юной танцевала фрагмент из балета «Гамлет» Константина Сергеева — соло теряющей разум Офелии. До сих пор немножко волнуюсь, вспоминая, как это было. Так что у меня были не только страхи, но и совместная работа с Константином Михайловичем. Этот замечательный монолог Офелии из балета «Гамлет» мы решили повторить на юбилейном вечере на сцене Михайловского театра в память о великом учителе. Я вообще много и с удовольствием танцевала в тот вечер.
— Чем отличаются артисты вашего поколения от ваших учителей, великих танцовщиков?
— У поколения наших педагогов условия жизни и творчества были крайне сложны для свободы выражения личности. Тем не менее сцена являлась некоей территорией, где свобода личности была наиболее возможна. И у них получалось прожить по-настоящему свободную и яркую, настоящую жизнь в танце. Поэтому они взлетели так высоко и оставили нам возможность наслаждаться, восхищаться ими, даже подчиняться. Свою историю нельзя забывать, иначе мы будем Иваны, родства не помнящие.
— Как вам кажется, нынешний молодой зритель столь же искренне любит балет, как те, кто пробивался на спектакли Сергеева и Улановой?
— Конечно, не для всякого современного молодого зрителя балет столь же привлекателен, как раньше. Сегодня не выходя из дому, не отрываясь от компьютера, можно увидеть всё и вся, в том числе и в балетном искусстве. Однако искусство балета очень конкретное, живое. Самые лучшие теле- и интернет-трансляции дают максимум пятьдесят процентов того впечатления, которое может получить зритель балетного искусства в театре. Поэтому живой танцовщик, живое исполнение — это особого рода впечатление. Если молодой зритель увидит настоящий балет живьем, тогда он полюбит его столь же искренне и ярко.

Классика — это высота вкуса

— Ульяна, вы приняли участие в торжественной церемонии закрытия XXII зимних Олимпийских игр в Ванкувере, но провели на сцене лишь несколько незабываемых минут…
— Точнее, полторы минуты. Я там была в кокошнике и стилизованном балетном костюме русской красавицы, что вызывало всеобщий интерес, восхищение, безоговорочное восхищение русским балетом. Это обязывает, радует и вдохновляет. У церемонии закрытия своя специфика. Приходится признать, что нас практически никто не видел, за исключением тех зрителей, которые смотрели на экран и успели увидеть мелькающих солистов в течение пяти секунд.
— Стоило ли вам, столь востребованной звезде балета, из-за этих секунд ехать на другой конец света и переживать такие эмоции?
— Конечно, стоило. Не было и мысли не ехать. Все-таки это событие мирового масштаба, в церемонии закрытия России уделялось всего несколько минут, зато ТВ-аудитория насчитывала сотни миллионов зрителей. Хотя, конечно, радость была бы намного большей, если бы результаты наших олимпийцев не были столь грустными.
— Скажите, а если бы случились Олимпийские игры по… классическому балету, как бы там сегодня выглядели лучшие российские артисты?
— Я считаю, что результаты всегда зависят от вложенной работы. От подготовленности солиста и его команды.
— Интересно, а балет испытывает влияние спорта, акробатики, цирка?
— Влияние, безусловно, присутствует. Но на структуру классического балета радикально спортивные достижения не влияют (улыбается). На современный балет — да, но классика остается классикой. Для меня классика — высота вкуса, гарантия хорошей формы.
— Время от времени вы тоже появляетесь в проектах, связанных с современным балетом…
— Все зависит конкретно от произведения, конкретно от идеи балета и музыкального сопровождения. Однозначно сказать, как я отношусь к современному балету, сложно, потому что он уж очень пестр. А меня, конечно, тянет к современному искусству, потому что у него другие краски, другие возможности — и эмоциональные, и эстетические. Классика очень строга и достаточно скупа в своих выразительных средствах.

Анна — нечто совсем новое

— Приближается премьера…
— Да, в середине апреля в Мариинском театре премьера балета Родиона Щедрина «Анна Каренина»…
— Как вы себя чувствуете в роли Анны?
— Пока никак. Работа не завершена. Можно будет сказать после премьеры.
— А вы ведь уже танцевали в «Анне Карениной» на сцене Мариинки?
— Да, я исполняла партию Кити. Но сейчас готовится совершенно новый спектакль — другая музыка, другое оформление, другой хореограф. С Алексеем Ратманским мы уже работали вместе, «Анна Каренина» — нечто совсем новое.
— Вы, наверное, зачитываетесь романом Толстого?
— Когда хватает времени, чтобы погрузиться в литературу. А то ведь репетиции по шесть часов, плюс репертуар театра, который ты обязан выполнять, плюс какие-то другие проекты, разъезды, гастроли. Все успеть невозможно. Приходится сосредоточиваться на том, что ты обязан сделать. Когда удается читать — успеваю, ну а если нет — значит, нет.
— Ваша семилетняя дочь Маша станет балериной?
— Мне кажется, что родители должны дать ребенку возможность попробовать множество вариантов, а там уже пусть дочка сама решит.

Беседовал Виктор КАЗАКОВ

 Отправлено: 26.04.10 23:21. Заголовок: источник Леонид Сар..

источник

Леонид Сарафанов: «Тело - как инструмент»

15 апреля открывается традиционный фестиваль балета «Мариинский». Одно из главных событий - «New Generation», премьера спектаклей молодых хореографов, поставленных для звезд театра.

Для Леонида Сарафанова и его супруги Олеси Новиковой американский хореограф Эдвард Льянг создал балет «Полет ангелов».

От принца до Ивана-дурака


- Когда делают балет специально для тебя, это редкий случай, о котором давно мечтал, - рассказывает Леонид. - Сейчас, чтобы быть известным, надо танцевать не только классику, но и современный танец, модерн, джаз, нужно быть разносторонне развитым.
- "АиФ": Ваша супруга уже вышла на сцену? Она ведь не так давно стала мамой.
- Леонид Сарафанов: Нашему сыну Алексею скоро будет семь месяцев. Олеся быстро похудела, вошла в форму - но вы не представляете, какая у нее самодисциплина, какой внутренний стержень! При этом она еще кормящая мама. Теперь я в шутку говорю, что сейчас у нас в семье только один мужчина сыт. Но я могу и сам приготовить.
- "АиФ": Балерин принято расспрашивать о диетах, танцовщики тоже должны себя ограничивать?
- Л. С.: Я ем все, но в меру, ограничений нет, разве что - хочется пива, но не пьешь, потому что действует на ноги. Тело - наш инструмент, я его очень чувствую. Вот заболел палец - завтра будет дождь.
- "АиФ": Как заставить «тело» бесконечно трудиться?
- Л. С.: Без характера и самодисциплины - никуда. Каждодневный тренинг, это как почистить зубы. В неделю можно себе позволить разве что один выходной. Но если ты любишь танец, то тебе будет легко, и ты без этого жить уже не сможешь. А если относиться только как к работе, долго не протянешь.
Без физических нагрузок я уже не смогу, для организма вредно. У нас даже скелет не такой, как у нормальных людей. Когда в отпуске неделю ничего не делаю, начинает все болеть.
- "АиФ": Вы отличаетесь от «нормальных людей» и тем, что преодолели лень?
- Л. С.: Нет, конечно. Каждое утро лень идти на урок, хочется спать, но понимаешь - надо. Потому что пропустил два дня, а на восстановление потратишь четыре. Человек так несовершенен! Особенно это чувствуешь с возрастом. Каких-то три года назад у меня было все иначе. Сейчас уже 27, через десять лет буду пенсионером.
- "АиФ": В Мариинском театре вы уже восемь лет, станцевали всех романтических принцев, графов, корсаров. Кого из них особенно любите?
- Л. С.: Не только принцев! Я и Ивана-дурака танцевал в «Коньке-Горбунке». Любимой партии нет, потому что если часто танцевать один и тот же спектакль, как это бывает на гастролях, эмоция уходит. Помните Верещагина: «Ну что ты мне все эту икру ставишь? Не могу я больше ее есть!» Правда, моя жизнь за последние семь месяцев так изменилась, что гастроли я теперь воспринимаю как отдых (смеется).
- "АиФ": А что еще дает отдохновение?
- Л. С.: Футбол! Живя в Питере, невозможно не болеть за «Зенит».

Русский верх, французский низ

- "АиФ": Вы танцуете по всему миру, как отличается публика?
- Л. С.: Американский зритель любит эффектные трюки, они не скупятся на аплодисменты, выражение восторга. Но - смеются к месту и не к месту: в «Лебедином озере», когда Принц идет с цветами выбирать невесту, и, не выбрав, отдает букет Шуту, американцы хохочут - он выбрал Шута! Потрясающая публика в Италии, но если им что-то не нравится - засвистят! Во время танца не хлопают, танцуешь в тишине зала, но когда последний аккорд затихает - они отдают все! Японцы очень сдержанны, но после спектакля толпы стоят, чтобы взять автограф,.
- "АиФ": Западный балет использует иную технику, чем русский?
- Л. С.: У них больше развита техника ног, стопы, а русские танцуют «корпусом и руками». Кажется, Нуриев говорил, что хотел бы соединить русский верх и французский низ.
- "АиФ": Зато мы танцуем «душой».
- Л. С.: Сейчас нужно владеть телом «от и до», а не только широкой душой. Молодые перенимают западный опыт. Потому что в Мариинском театре идет широкой репертуар, и если заниматься классом, достаточным только для «Спящей красавицы», это грозит травмами и падением уровня.
- "АиФ": И все-таки русский балет занимает ведущую позицию?
- Л. С.: На мой взгляд, по разно-образию репертуара, по количеству новых балетов лидирует парижская «Гранд опера». Вот по исполнению и уровню солистов - можно спорить.

 Отправлено: 26.04.10 23:22. Заголовок: источник Страсти п..

источник


Страсти по Анне
Премьера балета "Анна Каренина" открывает в Петербурге Международный фестиваль балета "Мариинский"

Людмила Безрукова, Санкт-Петербург
"Российская газета" - Федеральный выпуск №5158 (79) от 15 апреля 2010 г.

В главной партии - прима-балерина Мариинского Диана Вишнёва. Накануне она рассказала "Российской газете" о работе над новой для себя ролью, своих отношениях с партнерами и планах на будущее.

Благословение Плисецкой

Российская газета: Диана, этот балет хореограф Алексей Ратманский прежде поставил на сценах Дании и Польши, с другими артистами. Вас не удивило предложение Ратманского танцевать Каренину в Мариинке? Кому вообще принадлежит идея сделать спектакль у нас?

Диана Вишнёва: Этого очень хотел маэстро Валерий Гергиев. Я знаю, что он вместе с Майей Плисецкой и Родионом Щедриным давно обсуждал такую возможность. Год назад, когда я получала из рук Майи Михайловны "Золотую маску", она прямо сказала мне о Карениной: "Это ваша роль, вы должны ее станцевать". Так что морально я давно была готова к ней. Определенные представления о том, как именно танцевать, тоже были. Алексей Ратманский показывал мне запись своего копенгагенского спектакля. Мы в тот момент работали с ним над "Золушкой". Мне было интересно увидеть другие его работы. Алексей из тех немногих сегодня хореографов, кто мыслит нестандартно. Кроме того, он удивительно слышит музыку. В этом его уникальность.

РГ: Лично у вас есть что-то "от Карениной" - в характере, привычках?

Вишнёва: Я сторонница говорить о роли как можно меньше. Если коротко - это балет о любви, о нравственности. На мой взгляд, самыми главными в Анне были искренность, доброта, любовь к ребенку. Те качества, которые больше всего привлекают меня в людях.

РГ: Вы способны были бы, как Анна Каренина, броситься под поезд из-за несчастной любви?

Вишнёва: Ну, если бы я оказалась в такой ситуации, как она... Думаю, да.

РГ: Роль Вронского в спектакле исполняет молодой танцовщик Константин Зверев. У него мало опыта. Подобных серьезных партий в театре он еще не делал. Его выбрали после долгих сомнений из большого числа кандидатов на эту роль. Кастинг, говорят, был жестким и занял немало времени.

Вишнёва: Константин очень старается. И я, конечно, всеми силами болею и за него. Думаю, он будет одним из открытий в "Анне Карениной".

Театр и жизнь

РГ: Вы как-то сказали, что когда танцуете с кем-то, то вам обязательно нужно влюбиться в партнера, иначе "роль не идет".

Вишнёва: Я так говорила? Это кто-то меня неправильно понял. Нет, для меня жизнь и театр - совершенно разные вещи.

РГ: А как играть (танцевать) любовь, чтобы зрители тебе поверили?

Вишнёва: Для этого совсем не обязательно влюбляться в партнера. Это же актерское мастерство. В принципе, чувства могут, конечно, возникнуть. Но... Те же поцелуи на сцене - совсем не то, что в жизни. Мне совершенно не нужен натурализм в моей роли. Нужна именно игра. Для чего же я хожу на репетиции, ищу себя в танце? Работаю над жестами, отдельными па, которые на сцене должны выглядеть естественно?

РГ: А если партнер в процессе работы влюбится в вас?

Вишнёва: У меня никогда таких проблем не было. Часто возникают доверительные отношения, основанные на взаимопонимании, благодарности. Потому что если партнер раздражает, тогда вообще не надо с ним работать. Меня, по счастью, подобное миновало. Я всегда загодя обсуждаю с балетмейстером и с директором нашей балетной труппы, с кем танцевать ту или иную партию. Обычно находим компромисс.

РГ: Были спектакли, где ваша героиня - это "почти вы"?

Вишнёва: Балетная партия до такой степени разнится с жизнью!.. Другое дело, если в жизни ты испытываешь какое-то сильное чувство или, наоборот, негативные эмоции. Они в чем-то помогают. Могут пригодиться в работе над ролью. Но такого, чтобы моя героиня - это я? Нет, не бывает. В том-то и дело, что я должна сделать роль таким образом, чтобы стать неузнаваемой для зрителей. Я на сцене не Диана Вишнёва. Происходит, как с женщиной после рождения ребенка, которая, став матерью, меняется, прежде всего внутренне.

РГ: Интересное сравнение. Однако у вас самой детей еще нет...

Вишнёва: Что касается собственных детей, мамой буду обязательно! Для меня с юных лет вопрос состоял не в том, чтобы рожать или нет, а кто будет отцом ребенка.

РГ: Неужели не встретили до сих пор мужчину своей мечты?

Вишнёва: Просто сейчас сложно уйти из балета. Слишком много работы, обязательств. К тому же после родов уже не сможешь танцевать классику так, как нужно, как танцевала. Я очень часто думаю о детях, семье. Другое дело, что пока не складывается.

Когда считать награды

РГ: Вы обладательница многих престижных наград, премий, включая Государственную премию. Больше 10 лет ваше участие в спектаклях лучших театров мира собирает аншлаги. Не устали от всего этого? Нет пресыщенности, как от переизбытка "сладкого"?

Вишнёва: Бывает, что устаю, да. В такие периоды самое правильное - это хорошо отдохнуть. Беру выходной и отсыпаюсь. Или просто лежу, думаю. У нас ведь работа не только чисто мышечная, но и умственная. Я обычно сама просчитываю для себя, сколько работать, где и как отдыхать, как настраиваться на спектакль. Лучше, чем ты сама, никто тебя не знает.

РГ: На репетициях в театре вы работаете вместе со всеми другими балеринами, в том числе кордебалета, как равная с равными?

Вишнёва: Каждый день в театре проходит массовый урок для солистов и кордебалета. Для всех и сразу. Коллектив есть коллектив, и ты подчиняешься его законам.

РГ: Роль Анны Карениной "примерила" в Мариинском театре также Ульяна Лопаткина. О вашей с ней конкуренции ходит много разговоров...

Вишнёва: Это две очень несхожие Анны. По-моему, это замечательно. Мы с Ульяной до такой степени разные - и как балерины, и как женщины, - что нам просто не о чем спорить, тем более конфликтовать. Мы репетируем один спектакль. Обсуждаем работу. Можно сказать, болеем друг за друга. Очень важно, чтобы рядом были талантливые люди. Что значит конкуренция? Может быть, раньше балерины конкурировали из-за того, что не хватало спектаклей. Но сегодня другая ситуация. Можно уехать куда-нибудь по приглашению. Ни у меня, ни у Лопаткиной никогда такого не было, чтобы мы сидели без дела. Только бы здоровья хватало. Театр - такой сложный организм. Разное в нем случается. Но я никогда не участвую в закулисных разговорах и обсуждениях. У меня столько работы! И всегда помню о том, что театр как таковой изначально предполагает некое соперничество. А искусство субъективно.

 Отправлено: 26.04.10 23:24. Заголовок: источник Выпуск № ..

источник

Выпуск № 071 от 22.04.2010

Танцуют все грехи

23 апреля на сцене Мариинского театра состоится вечер молодых хореографов «Новое поколение/New Generation». Этот вечер в программе фестиваля «Мариинский» самый непредсказуемый: зритель не догадывается, что его ждет. Премьеры представят работающий в Германии Эмиль Фаски (раньше танцевавший в труппе Театра балета им. Якобсона); Эдвард Льянг, родившийся на Тайване танцовщик, прославившийся как один из лучших артистов «Нью-Йорк Сити балет»
Полина ВИНОГРАДОВА

Но самым неожиданным впечатлением для многих обещает быть балет «Завод «Болеро», поставленный солистом Мариинского театра Юрием Смекаловым. Наш корреспондент Полина ВИНОГРАДОВА попросила Юрия СМЕКАЛОВА раскрыть некоторые тайны новой постановки.

– Ваша работа на музыку «Болеро» Равеля – это чистый эксперимент или театр почувствовал потребность в балетном шлягере?

– Можно сказать, это потребность театра в смелой постановке. В конце прошлого сезона директор балетной труппы Юрий Фатеев предложил мне поразмышлять о музыке Равеля. Я отдавал себе отчет, что существует спектакль Мориса Бежара. Но в моем новом балете ничего бежаровского нет. Когда я стал думать о «Болеро», то вспомнил, что Равеля на написание музыки вдохновил гигантский завод в Антверпене, за работой которого он наблюдал, когда путешествовал на яхте с Идой Рубин-
штейн. Рядом с его домом под Парижем находилось подобное предприятие, и он всем рассказывал, что это завод из его «Болеро». В то время Европа переживала промышленный подъем, происходила почти тотальная индустриализация мира. Из уроков истории известно, что цивилизация гибнет тогда, когда стремление к материальному благополучию начинает довлеть над духовным развитием нации.

В данном случае я провел аналогию с душой человека.

– «Завод «Болеро» находится вне времени и пространства?

– Конечно. Я высказался на вечную тему противостояния уязвимой души и семи грехов. Каждый человек – микромир, который находится в постоянной борьбе с самим собой, своей греховностью, страстями. Я сравнил этот внутренний процесс с работой огромного механизма. Партию Души танцует Виктория Терешкина, а семь Грехов – семь очень ярких артистов Мариинского театра, в психофизике которых я увидел соответствие тому или иному греху.

– Как же вам удалось связать между собой темы индустриализации и христианства?

– Человек заключен в круг грехов, который, как шестеренка, вертится вокруг него: он не может избежать, например, гордыни или чревоугодия. Мы время от времени гневаемся, ленимся, унываем... Я выбрал именно те грехи, которые ведут за собой последующие. Отсюда и образ завода: один винтик отвалится, и производство рухнет. Один грех победим, и круг разомкнется. В музыке лейтмотив повторяется 18 раз, звучание нарастает, включается большее количество инструментов. Чревоугодие ведет за собой прелюбодеяние, дальше сребролюбие, гнев, зависть, лень и гордыня. Я написал огромное либретто. У меня не просто программка, целый сценарный план. У каждого персонажа монолог от первого лица. За основу взята книга протоиерея Григория Дьяченко «Семь смертных грехов», цитаты из священных писаний. Хочу включить в либретто важные слова патриарха Кирилла о том, что идея греха в современном обществе совершенно отсутствует. Я старался сделать так, чтобы каждый зритель понял смысл того, что он увидит на сцене.

Спектакль длится не более 17 минут, и за это время каждый грех расскажет (станцует) о себе, а в финале произойдет взаимодействие чистой души и семи грехов. Важной составляющей хореографии я сделал язык жестов, на котором общаются глухонемые.

– «Завод «Болеро» – полностью авторский проект. Вы его поставили, написали либретто, выбрали артистов, придумали художественное решение и костюмы.

– Да, мне важно, чтобы спектакль был «от и до» мной выстрадан. Но без помощи профессионалов невозможно было бы добиться результата. Одно могу сказать точно: этот спектакль кардинально отличается от моего балета «Предчувствие весны», который уже есть в репертуаре Мариинского театра. Общее – разве что использование видеоизображения. На заднем плане будет видеопроекция огромного вентилятора-пропеллера. Известно, что Равель, когда сочинял, воображал индустриальный пейзаж, и я решил, что необходимо отдать дань композитору. Все грехи как бы вышли из огромного завода, они плоть от плоти мощной производственной машины. А душа абсолютно белоснежная, она из другого мира. Пропеллер разделяет этот задыхающийся мир и небесный свет – туда душа стремится.

Художественные образы я позаимствовал у Иеронима Босха, картину которого «Семь смертных грехов» я видел в музее Прадо в Мадриде.

– Напоследок не могу не спросить о спектакле Алексея Ратманского «Анна Каренина», в котором вы исполнили роль Вронского. Этот Вронский сильно отличается от того, которого вы танцевали у Бориса Эйфмана?

– Мое внутреннее чувство роли одинаковое. Пожалуй, Ратманский дал танцовщикам больше возможностей проявить актерские способности.

– Вы собой довольны?

– Я доволен, что все успел: и спектакль создать, и Вронского станцевать.

А еще в Москве поставил специально для Светланы Захаровой миниатюру «Этюд-картина» на музыку Рахманинова.

Теперь мы готовим вечер моих балетов: «Предчувствие весны» и «Завод «Болеро», который покажем 16 мая. Сейчас монтируется профессиональный видеоролик, так что можно будет ознакомиться с каждым балетом на сайте Мариинского театра.

 Отправлено: 26.04.10 23:25. Заголовок: источник Выпуск № ..

источник

Выпуск № 072 от 23.04.2010

В зеркале классического танца

Нину Аловерт давно знает балетный мир и Старого и Нового Света. Известный фотохудожник, в чьем архиве снимки едва ли не всех вчерашних и нынешних звезд балета, автор многочисленных эссе, статей и рецензий о балете, Аловерт покинула Ленинград в 1977 году и с тех пор живет в США
Но едва ли не каждые полгода – с того времени, естественно, как это стало возможным, – приезжает на родину. Впрочем, она не теряла с ней связь и во время своего физического отсутствия. Автор книг о Михаиле Барышникове, Владимире Малахове, Юлии Махалиной, прекрасных фотоальбомов «Балет Мариинского театра. Вчера, сегодня, ХХI век» и «Петербургские зеркала», в этот раз Нина Аловерт приехала в Москву для продолжения работы над книгой о Николае Цискаридзе, которая должна в этом году увидеть свет. Как раз в эти дни в Мариинском театре была премьера «Анны Карениной», и работа над книгой в столице была на неделю приостановлена. Нина АЛОВЕРТ ответила на вопросы нашего корреспондента Татьяны ОТЮГОВОЙ.

– Нина Николаевна, наши читатели уже знают, что «Анна Каренина» Ратманского в Петербурге – перенос его же спектакля, поставленного в 2004 году в Датском королевском балете. Вслед за Копенгагеном «Анну» встречали в Варшаве, Хельсинки, Вильнюсе. Вы наверняка уже видели этот балет. Почему решили не пропускать петербургскую премьеру?

– Прежде всего из-за Дианы Вишневой. Для меня она сегодня – первая балерина в мировом балетном рейтинге. И, конечно, не только для меня. Но я говорю и буду сейчас говорить только от себя. Никогда не претендую на «истину в высшей инстанции», что сейчас, оказывается, весьма модно.

– И что скажете?

– Скажу – и не открою ничего нового, – что в Мариинке получился добротный сюжетный балет. Было бы правильнее сказать: «драмбалет», но это слово сегодня сумели так оплевать, что произносить его не хочется. Здесь фабула и характеры решены средствами хореографии, причем хореографии классической. Поэтому успех или неуспех спектакля в этом случае зависит в первую очередь от балерины. Если ее нет – это всего лишь набор иллюстраций к роману, не более того. Диана Вишнева, танцевавшая премьеру, еще раз доказала, что она великая – не боюсь этого слова – балерина. Всю свою партию, весь спектакль она построила вокруг одиночества. Ее Анна бесконечно одинока, никому на самом деле не нужна. Никто – ни Каренин, ни Вронский – ее не понимает. Есть сцены, где она доходит до ноты, звучащей «на разрыв аорты», кажется, что выше, отчаяннее, страшнее уже невозможно. Даже в светлых, радостных дуэтах, даже после первого настоящего свидания с Вронским она вся – нервы, только нервы.

С двумя другими исполнительницами роли Анны – Ульяной Лопаткиной и Екатериной Кондауровой я видела лишь две генеральные репетиции, спектакли мне уже не посмотреть. Поэтому тут ограничусь лишь несколькими словами. Кондаурова – новое имя для большого балета. Думаю, что ее Анна будет очень интересной, совсем другой, конечно, чем у Вишневой, что и спектакль сделает совершенно другим. У молодой балерины очень сильный, подчеркнутый драматизм, ее последний монолог просто превосходен.

У Ульяны Лопаткиной – замечательной зрелой балерины – все в этой роли сделано, все «разыграно». Ее Каренина – эффектная, блестящая, но холодная светская дама. Но почему она от Каренина уходит к Вронскому, мне осталось совершенно не понятно. Думаю, что это не ее роль, вспоминая при этом ее удивительнейшего «Умирающего лебедя» или непревзойденную Одетту. Если «Анна Каренина» не о страсти – то о чем тогда? И для чего? Не спорю, некоторым нравятся блестящие холодные женщины, но это не толстовская Анна. А балет все же по толстовскому роману...

– Отвлечемся от «Карениной». Каково сейчас положение нашего балета в мировом контексте?

– Сейчас во всем мире балет отнюдь не в периоде расцвета. Это объективная реальность. Безусловно, в разных странах и на разных сценах есть хорошие спектакли. Но нет принципиально новых идей. Разрабатываются идеи двадцатого века. Но нового Голейзовского, нового Фокина нет. И, кажется, пока даже не предвидится.

На этом фоне сегодняшний русский балет в лучшую сторону никак не выделяется. Мариинский театр, на спектаклях которого я выросла, которые знаю и помню наизусть, меня в его нынешнем состоянии, конечно же, огорчает. Былая высота потеряна. Новая не достигнута. Вот вернемся к «Анне Карениной» – все в спектакле станцовано прекрасно. Но труппа Мариинского театра на мировом уровне может и должна оцениваться по исполнению классических балетов. И вот здесь настоящая проблема. В феврале я видела в Вашингтоне «Спящую красавицу» – это было ниже всего допустимого. Некогда превосходный кордебалет оказался в разболтанном состоянии. Осталось впечатление, что театр перестал вообще обращать внимание на классический репертуар. Танцуют себе и танцуют – никого это не волнует. К бесценному классическому наследию относятся едва ли не пренебрежительно. На современные балеты, на западную хореографию тратят и энергию, и время, и требования предъявляют повышенные. Но почему свое, драгоценное, забывают, выбрасывают, перечеркивают, почему?

– Это же не только балета касается. Есть такая тенденция, и она ощутимо представлена в самых разных областях – забыть, перечеркнуть двадцатый век, все и тех, кто жил и творил в то время, сделать вид, что все начинается «с нас».

– Да, знаю. Вот недавно московский критик написал, что и Уланова – ничто, а была, дескать, вознесена советской властью лишь за то, что происходила из рабочих-крестьян. Хоть бы поинтересовались сначала ее происхождением. Узнали бы тогда, кто на самом деле были ее родители. Вот и весь классический балет – высочайшее из национальных достижений – записывают туда же, пытаются низвести. Что ж, ничем хорошим это не кончится.

 Отправлено: 26.04.10 23:26. Заголовок: источник В ее артис..

источник

Полет - свободный
Почему знаменитой балерине Алле Осипенко неуютно в сегодняшнем театре

Людмила Безрукова
"Российская газета" - Федеральный выпуск №5162 (83) от 20 апреля 2010 г.

В ее артистической судьбе было много драматических поворотов. Будучи примой балетной труппы Мариинского театра, ушла из него на пике карьеры и популярности, не согласившись с унизительным преследованием за свободу мышления и творчества.

Оставаясь верна дружбе, не прерывала связи с "эмигрантом Нуреевым", зная, что в любой момент может быть привлечена за это в СССР к ответственности. Несколько лет терпела адскую боль в ногах, пока Макарова не убедила ее принять помощь и сделать операцию. И уже через две недели, после того, как в ее суставы вживили специальные пластины, удрала из клиники, вскочила на трап самолета, летящего в Питер, вернулась домой танцевать премьеру!

Балерина Алла Осипенко танцевала на лучших сценах мира. А, закончив танцевать, стала прекрасным педагогом-репетитором. Могла бы спокойно работать с молодыми артистами и дальше. Но она осталась верна принципам своей молодости, главный из которых: творческая честность. Потому написала очередное заявление. О чем?

"Об увольнении из Михайловского театра, - говорит Алла Евгеньевна, с которой мы беседуем на ее даче в поселке Тарховка близ Петербурга. - Мне не нравится воцарившийся там с некоторых пор дух непрофессионализма".

В поисках искусства на площади Искусств

Российская газета: Когда несколько лет назад Михайловский театр возглавил бизнесмен Владимир Кехман, прежде с искусством никак не связанный, многие удивились назначению...

Осипенко: Он много денег вложил в реконструкцию здания театра. Я, памятуя русских меценатов Морозова, Мамонтова, Третьякова, не жалевших личных средств на искусство, порадовалась было за труппу. Но Кехман, как мне кажется, что-то недопонял, начал вмешиваться в чисто профессиональные дела. Я терпела, пока могла. Шла на компромиссы. Ведь там мои ученики!.. Они, по счастью, востребованные артисты. Много выступают за рубежом. Недавно одна моя девочка звонила после премьеры на одной из европейских сцен: "Алла Евгеньевна, я сделала все, что вы просили!" Вот это для меня самая большая радость. А то, что ушла в никуда... Я это уже проходила. Меня подобным не напугать.

Подарок судьбы - Сокуров

РГ: Вы об уходе из Кировского театра в 1971 году? Очевидцы тех лет свидетельствуют, что балетоманы города были в шоке от столь решительного вашего шага.

Осипенко: Я спасалась от НЕтворчества. В какой-то момент оно стало преобладать в балете Кировского театра. Поэтому я ушла из труппы. Лучше так, решила, чем терпеть унижения. Но вскоре позвал к себе Леонид Якобсон. А в 1982 году совершенно неожиданно для себя получила сценарий от Сокурова с предложением сниматься.

РГ: Александр Николаевич был известен в то время в основном по документальным фильмам, а вы - прима!

Осипенко: Да, в большом кино он только начинал. Но я была наслышана о нем. Когда Саша прислал мне сценарий будущего фильма "Скорбное бесчувствие", читала его и думала: на какую роль он хочет меня пригласить, он же меня совсем не знает? Там была одна такая мизансцена: приоткрывается дверь и в проеме появляется балетная нога. Вот, решила я, это - мое! Он звонит мне:

"Прочли? Понравилось? Приходите, обсудим". Мы жили тогда рядом на Петроградской стороне. Пришла к нему. Комнатка - 8 метров в коммунальной квартире, шагнуть некуда. Стали разговаривать, увлеклись, столько у нас общего обнаружилось. Не заметили, как день прошел. Выяснилось, он видел балет Якобсона "Идиот" с моим участием и хотел, чтобы я играла у него в фильме главную роль - Ариадну. "Вы нужны мне такая, как есть", - говорил, понимая мое состояние неопытной в кинематографе девочки. Мне Сашу судьба послала.

РГ: Слышала, этот фильм сильно искромсала советская цензура...

Осипенко: Мы снимали в Павловске глубокой осенью. Я ныряла в пруд, по утрам покрывавшийся паутинкой льда, и плыла. Была создана какая-то нереальная атмосфера, из другой жизни. Сокуров увлекался тогда красивым кадром, умел его создать. Однако все это вырезали, ничего не вошло в фильм. Потому что, объяснили в руководстве "Ленфильма", артистка голая.

РГ: Не стеснялись выходить обнаженной к камере?

Осипенко: Ну, не совсем я была голая, в белом прозрачном пеньюаре... Когда сейчас смотрю глянцевые журналы, в иных от нагих женских тел в глазах рябит. Ловлю себя на мысли: зачем? Только ради заработка? Не понимаю. Другое дело, если это связано с чем-то прекрасным. Сокуров, перед тем как мне идти в кадр, помню, извинялся: "Бог, меня, наверное, накажет, но я прошу вас, Алла Евгеньевна..."

РГ: Сокуров сильно изменился за прошедшее с вашей первой встречи время?

Осипенко: Вы знаете, нет. Он необыкновенно интересный, творческий человек. И очень честный. Перед собой - прежде всего.

Среди муз

РГ: Переход из балета, искусства сценического, в кинематограф, к тому же в зрелом возрасте, легко вам дался? А как киноактриса вы, мне кажется, вполне состоялись, снявшись в фильмах Сокурова, Авербаха, Масленникова.

Осипенко: Это разные профессии. Очень несхожие. Я вот до сих пор не понимаю, как стала танцовщицей. У меня характера для этого не было. Всегда дико боялась сцены. До самого последнего момента оттягивала свой выход. Говорила себе: всё, это в последний раз, больше никогда не выйду. Только у Бориса Эйфмана, когда он стал специально на меня ставить, используя мои возможности, это постепенно прошло. Я ведь не была техничной балериной.

РГ: Ученица самой Агриппины Вагановой - и не техничная?..

Осипенко: Представьте, у меня от природы не было хороших данных. Я, например, не могла вертеться. Всю свою балетную жизнь избегала исполнять 32 фуэте. Ноги оказались не приспособлены к этому от природы. О балете мечтала еще моя мама, ей не хватило одного голоса для зачисления в училище, и она, став взрослой, надеялась на меня... Было бы, наверное, странным, если бы я не связала свою жизнь с искусством, продолжив тем самым семейные традиции.

Наш род идет от художника Боровиковского. Есть в нем и музыканты: мамин брат, мой дядя Володя Софроницкий. Но, между прочим, к искусству кино я прикипела сердцем гораздо раньше, чем к танцу. Спасибо моей няне Лиде. Вместо того чтобы гулять со мной, трехлетней, на свежем воздухе в соседнем садике, она тащила меня в кинотеатр, строго наставляя: кому-нибудь скажешь, убью! Я пересмотрела с ней все фильмы тех лет, знала по именам и в лицо всех знаменитых артистов. Бабушка каждый раз удивлялась: гуляли целых три часа, а девочка такая бледненькая? Я молчала как партизан... Сцены всегда дико боялась. В кино же никакого волнения перед камерой. Настраиваясь на съемку, ухожу в себя, иногда только спрашиваю у режиссера, что я должна делать.

РГ: Вам греет душу, что вы - потомок великого русского художника Боровиковского, племянница знаменитого музыканта Владимира Софроницкого?

Осипенко: В последние годы начала это ценить. Мои предки по материнской линии были очень известными в России людьми. Среди них, помимо художника Боровиковского, - его внучатый племянник, сенатор и поэт Александр Львович Боровиковский, сын последнего, и мой дед - знаменитый столичный фотограф (наряду с Карлом Буллой) Александр Александрович Боровиковский, не признавший советскую власть... В нашей семье, когда я была маленькой, внимание на этом не акцентировалось. Может, время к тому не располагало, все-таки 1930-1940-е годы. Но при этом тщательно соблюдался старинный семейный уклад. Мы регулярно ходили к родным на чай, они - к нам. Я слушала разговоры взрослых. Знаю много семейных преданий. И, к слову, когда читаю сейчас о русском художнике Боровиковском, вспоминаю эти домашние истории, сопоставляю, то нахожу в своем характере многое от него. А ведь я - какое это уже поколение? Почти два столетия прошло... В 5 лет мама привела меня в Русский музей. Подвела к "Хаджи Мурату", стала около него рассказывать о прапрадедушке. Помню, меня поразило, как он красиво стоит - этот не известный мне Мурат, какой он мужественный, гордый. Не сбить ничем этого человека. Видимо, и у самого портретиста твердость была заложена в характере, иначе бы так не прописал.

Дуэт века

РГ: Уйдя из Кировского театра, снявшись успешно у Сокурова, почему не остались в кинематографе?

Осипенко: Когда я решительно, обрывая все концы, ушла из Кировского театра, где меня оскорбили, не только тем, что не давали новых ролей, но заставив на гастролях в Лондоне выступать в мимансе, то думала, что закончу танцевать. В одночасье потерять сцену, публику, которая тебя знает и любит... никому такого не пожелаю. Успокаивала себя тем, что сделала в балете все, что могла, на что была способна. Хотя танцевать еще очень хотелось! И через какое-то время я приняла предложение Леонида Якобсона.

РГ: Ваша близкая подруга и коллега балерина Наталья Макарова, эмигрировав, сделала блестящую карьеру на Западе.

Осипенко: Наташа совсем другая. Мы с ней очень дружили. И до ее эмиграции, и после. И сейчас дружим. Мы ведь вместе росли. Когда встречаемся, начинаем вспоминать прошлое, перестаем понимать, сколько нам теперь лет. Если я завожу разговор о мужчинах, она смеется: "Тебе это не надоело?" Но на мое 70-летие подарила мне, угадайте что, нижнее белье красного цвета! И после этого она будет говорить, что мы очень изменились!.. У нас с ней много общего. Но в отличие от меня Макарова всегда любила модно одеваться и чтобы денег было вдоволь и состоятельные поклонники. Она правильно сделала, что осталась на Западе. А для меня там другие люди, понимаете? Не мои. Я выехала туда по надобности, по нищете в 1990-х годах. Маленькая пенсия, и как раз сын Ванечка женился. Деньги были нужны. А за границей предложили работу. Десять лет преподавала в Италии, потом в США.

РГ: Там, в Италии, у вас была какая-то замечательная романтическая история. Говорят, вы чуть было за миллионера замуж не вышли...

Осипенко: Он был моим учеником. Когда пришел ко мне заниматься, ему едва исполнилось 15 лет. В 18 объяснился мне в любви. На руках носил. Красавец необыкновенный - Якопо Нанничини. Балерина Нинель Кургапкина, приехав во Флоренцию и услышав о моем даже не романе - у нас же колоссальная разница в возрасте, - а увлечении, симпатии, сразу спросила: "Юноша высокий и черноволосый?" На ответный вопрос: "А вы что, его знаете?", ответила со свойственным ей юмором: "Я знаю Осипенко!"... Бедный мальчик, он так и не женился, а ему сейчас уже за тридцать. Якопо регулярно звонит мне. Уговаривает продать дачу, квартиру и переезжать к нему. Это невозможно. Здесь мой дом, здесь жили мои родители, бабушки, дедушки. Все вокруг мое: вот эта осень золотая за окном, и эта развалюха под названием "дача", где я собираюсь теперь жить постоянно. Куда уезжать, зачем?

РГ: Ваш дуэт с танцовщиком Джоном Марковским называли в свое время "Дуэтом века". Как и ваш многолетний роман.

Осипенко: Наш непростительный роман длился 15 лет. Непростительный потому, что я старше его на 12 лет. С Марковским мы совпадали пропорционально. И идеально сходились нервом - два немножко ненормальных артиста. Когда расстались, я попробовала танцевать с Марисом Лиепой. Очень знаменитый, очень талантливый и... слишком для меня нормальный. Ничего не получилось. За Марковского я вышла замуж. Мы вместе ушли с ним из Кировского театра, танцевали у Якобсона, Макарова, Эйфмана, Долгушина. В Самаре Чернышев предложил мне поставить "Жизель". "Алла, давайте сделаем по-другому, по-нашему", - говорил он мне. Но Джон тогда ничего уже не хотел. А с другим партнером я не хотела. И работа не состоялась.

Скажите, Даная!

РГ: Есть партии в балете из тех, о которых мечтали, но так и не исполнили?

Осипенко: Есть. Но я стараюсь об этом не думать. Стараюсь ни о чем не жалеть. Мне повезло в жизни, я работала с величайшими постановщиками: Григоровичем, Бельским, Алексидзе, Чернышевым, Якобсоном. Чрезвычайно было интересно! Помню, Григорович ставил "Каменный цветок". Я была первой исполнительницей. Юрий Николаевич выламывал мое тело до невозможности, хотел, чтобы я изгибалась, как ящерица. Пришлось в какой-то момент обратиться к врачу. Сделали снимок позвоночника, что-то там сместилось...

РГ: Отказались бы от "Цветка"!

Осипенко: Ну что вы, невозможно! Потому что истинным счастьем было репетировать, потом - выступать. Настоящее творчество. Разве в такие моменты думаешь о каком-то здоровье?.. Сейчас подобного, к сожалению, уже не наблюдаю. Нет радости создания спектакля. Убедилась в этом, работая в Михайловском театре. Все два с половиной года там уговаривала себя не быть слишком строгой к постановщикам, не требовать от них невозможного. Ну, нет сегодня талантливых балетмейстеров, что тут поделаешь.

РГ: Куда ж они делись?

Осипенко: Не знаю.

РГ: Тогда - откуда брались?

Осипенко: Объяснить появление Хореографа (с большой буквы!) невозможно. Это, наверное, от Бога. Балерину можно научить разным па, любую. Другое дело, станет ли она знаменитой, это уже вопрос дарования. А на балетмейстера выучиться нельзя. Не знаю ни одного выдающего мастера сцены, который стал бы таковым исключительно благодаря добросовестной учебе. В Михайловский театр в начале нынешнего сезона пришел новый главный балетмейстер Михаил Мессерер, племянник известного хореографа Асафа Мессерера. Начал с того, что взялся переделывать "Лебединое озеро". Спектакль, который, безусловно, понравится любому зрителю, воспитанному и не воспитанному с точки зрения культуры балета. Но для нас, профессионалов, "Лебединое" - это Лев Иванов и Петипа, и трогать его нельзя. Горский в свое время тронул, Асаф Мессерер тронул, но он восстанавливал Горского. А теперь еще и Михаил Мессерер... Я сразу вспомнила фильм Сокурова "Русский ковчег", снятый одним кадром в Эрмитаже. У меня был там эпизод в зале Рембрандта перед его картиной "Даная". Я вела с ней диалог о том, что у каждой из нас, женщин, есть своя тайна. Очень долго с ней разговаривала. Молча. Пыталась, в частности, понять, в чем ее прелесть. Ведь у нее - живот! Хотелось взять кисть и замазать его. Но почему сам Рембрандт, с его безупречным вкусом, не сделал этого? Наверное, он видел в Данае что-то иное, куда более важное. Почему же каждый новый балетный постановщик так и норовит наследить в классике, "закрасить живот"? Да поставь ты что-то свое!

РГ: Я иногда думаю: во времена СССР зверствовала цензура, а сколько было блестящих режиссеров, исполнителей. Сейчас цензуры нет и великих практически тоже...

Осипенко: Могу объяснить это только одним. Мы тогда внутренне были свободны. У нас был свободный дух. А сейчас при полной свободе дух куда-то делся. История с "Лебединым озером" стала для меня последней каплей. Мое заявление об уходе пока, правда, не подписано. Наверное, думают, попрошусь обратно. Конечно, в финансовом плане мне будет, видимо, нелегко. Ничего страшного. Вместо индейки буду есть яичницу и пить чай не с шоколадом, а с хлебом. Не это главное, а то, что в жизни я чего-то все-таки добилась. Уходя, сказала директору Михайловского театра: "Я два с половиной года была у вас милой Аллой Евгеньевной, которую можно было поцеловать в щечку, которая не вступает ни в какие драки. А между тем я - Алла Осипенко, известная балерина, актриса кино, педагог-репетитор, ученики которой с успехом выступают по всему миру. У меня скромное звание - народная артистка РСФСР, полученное в 1960 году. Но есть - имя. И мне совершенно не важно, что вы выдумаете обо мне и моей работе".

РГ: Что он ответил?

Осипенко: Ничего не ответил. В первый раз, кажется, задумался.

 Отправлено: 13.05.10 22:38. Заголовок: источник Нуриевский..

источник

Нуриевский фестиваль
В Казани ее танец видели пока только избранные

Сегодня в театре им. Мусы Джалиля откроется XXIII Международный фестиваль классического балета имени Рудольфа Нуриева. Завтра в его программе - "Лебединое озеро" Чайковского, главный русский спектакль балетных сцен всего мира. Впервые в Казани партии королевы лебедей Одетты и дочери злого волшебника Ротбардта Одиллии исполнит Екатерина Кондаурова. Эту танцовщицу из Мариинского театра критики называют роскошной, интеллектуальной и сногсшибательно красивой.

В нашем городе Катя уже танцевала: в 2005 году солировала в авангардном балете живого классика Уильяма Форсайта "Там, где висят золотые вишни" на музыку Тома Виллемса. Но видели это потрясающее зрелище только избранные владельцы именных приглашений, так как выступление артистов Мариинки организовывала крупная инвестиционная компания по случаю открытия в Казани своего офиса.

Тогда талантливая Кондаурова занимала в труппе своего театра положение всего лишь корифейки (первая ступень после кордебалета), сегодня она - первая танцовщица. Выше первых танцовщиков в балетных труппах России только балерины и премьеры. Несмотря на то, что официального титула балерины у Кондауровой еще нет, у нее уже наработан такой разнообразный репертуар, что позавидует звезда мирового уровня.

Только за последние два месяца Катя станцевала Кармен в "Кармен-сюите" Альберто Алонсо, Анну Каренину в одноименном балете Алексея Ратманского, Жанну д`Арк в постановке Эмиля Фаски "Simple things", храмовую танцовщицу Никию в классической "Баядерке"...

- Среди ваших ролей, кроме Жанны д`Арк, Кармен и Анны Карениной, есть роль еще одной выдающейся женщины - Альмы в современном балете "Стеклянное сердце"...

- Да. В основе этого спектакля - реальная история непростых взаимоотношений композитора Александра Цемлинского, на музыку которого поставил балет Кирилл Симонов, и супружеской четы - композитора Густава Малера и Альмы Шиндлер. Роковая соблазнительница Альма - одна из любимейших моих ролей. Два года назад я получила за нее высшую театральную премию Санкт-Петербурга "Золотой софит".

- Имея такой творческий багаж, танцевать Одетту и Одиллию в "Лебедином...", наверное, сущий пустяк?

- Это не так. "Лебединое озеро" - главный русский балет, трактовка и исполнение партий Одетты и Одиллии - тест на мастерство и визитная карточка любой классической танцовщицы. По крайней мере, у нас в Санкт-Петербурге считается так: нет в твоем репертуаре Одетты с Одиллией - карьера не удалась. Эти партии - вершины классики. Сложные как по технике, так и по актерской наполненности. Имея опыт таких ролей, как Кармен, Анна Каренина, Альма, мне психологически не легче - интереснее играть нежную Одетту и коварную Одиллию.

- Один из технически сложнейших эпизодов в партии Одетты - диагональ стремительных вращений в вариации второго, "белого" акта. Не у всех получается закончить ее в позе арабеска: можно по инерции "улететь" в кулису или, того хуже, врезаться в строгую линию девушек-лебедей. Балерина Большого театра Светлана Захарова, например, даже специально придумала свой финал этой диагонали - она заканчивает ее в положении сидя.

- Я заканчиваю эту диагональ, как положено - в позе арабеска. Упрощать вариацию - не в моих правилах. Если только приходится танцевать на очень маленькой сцене. В этом случае я могу принять другую лебединую позу, но садиться в финале считаю для себя стилистически неверным.

- Катя, о чем еще может мечтать классическая танцовщица, уже пополнившая свой репертуар "Лебединым..."?

- Вы знаете, а я не мечтала никогда о "Лебедином озере". Сколько себя помню, всегда хотела станцевать Никию в "Баядерке". Психологически она глубже и интереснее Одетты с Одиллией, на мой взгляд. Так получилось, что Никию мне доверили буквально на днях. Конечно же, я очень рада. О чем теперь мечтаю? Раймонду я бы станцевать хотела. Жизель... С радостью узнала, что буду готовить Эгину - у нас в театре возобновляют балет Леонида Якобсона "Спартак". Да я любой работе радуюсь всегда. Чем больше танцую, тем лучше себя ощущаю.

- А где и как восстанавливаетесь? Есть у вас "место силы"?

- "Место силы" для меня - это мой родной дом.

- Вы родились и до учебы в Вагановской академии жили в Москве. Имеете в виду московскую квартиру?

- Нет-нет, что вы. Я имею в виду квартиру в Санкт-Петербурге. Москву я уже давно не воспринимаю родным городом, приезжаю туда только на гастроли. Чаще в Петербург приезжает моя мама, которая до сих пор живет в столице.

- В балетном Санкт-Петербурге свысока относятся к москвичам. Вы успели это почувствовать?

- В Вагановскую академию я приехала поступать и поступила сразу, потому что меня не приняли в московскую. И поначалу я действительно чувствовала особенное к себе отношение, про меня говорили с легким недоверием: "Эта девочка из Москвы"... А потом это исчезло. Я стала своей, но не своей в доску.

- Судя по отзывам в Интернете, сегодня у вас больше поклонников в Москве, чем в Санкт-Петербурге.

- Я не доверяю отзывам в Интернете... В Москве меня узнали после того, как в 2006 году я стала лауреатом приза "Benois de la Danse" Международного союза деятелей хореографии... Поклонники действительно есть у меня не только в Санкт-Петербурге. Самые восторженные - в США.

- Катя, а что, кроме балета, вам интересно?

- Меня увлекает дизайн. Любой. Лет шесть назад у меня была травма ноги, я долго не танцевала и неожиданно для себя самой начала рисовать... Мы с мужем, он тоже танцовщик Мариинского балета, планируем сейчас ремонт в квартире. Так что очень скоро реализуем с ним свои дизайнерские идеи...

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.

Айсылу КАДЫРОВА

 Отправлено: 19.05.10 22:14. Заголовок: источник Нуриевский..

источник

Нуриевский фестиваль

"Будешь здоровым - будешь нужен всем..."

Премьера Мариинского балета Леонида Сарафанова называют универсальным танцовщиком. Сегодня он один из немногих в мире виртуозов балетной сцены, в совершенстве владеющий самыми востребованными хореографическими языками современности: ему подвластны сочинения Петипа и Бурнонвиля, Баланчина и Форсайта, Ратманского и Льянга...

На Нуриевский фестиваль в этот раз он приехал с супругой - первой танцовщицей Мариинского театра Олесей Новиковой. Мы побеседовали с Леонидом после их первого совместного выступления на казанской сцене: в "Спящей красавице" Чайковского они с поразительным мастерством и изяществом исполнили партии главных героев - принца Дезире и принцессы Авроры.

- Казань - первая гастроль Олеси после того, как она родила мне сына, - говорит Леонид Сарафанов. - Наш Алеша появился на свет в день трех девяток - 9.09.09. Когда ему исполнилось три месяца, Олеся начала репетировать. Когда исполнилось шесть, уже танцевала на сцене.

- Дедушки и бабушки вашего сына тоже танцовщики?

- С моей стороны - да. В академическом ансамбле танца Украины имени Павла Вирского работали не только мои родители, но и мои бабушка с дедушкой. В детстве я тоже хотел танцевать в народном ансамбле, но меня отдали учиться классическому балету. Поначалу все было ужасно: мне было скучно, я считал, что не мужское это дело - выходить на сцену, извините, в колготках. Переломный момент наступил лет в тринадцать, тогда я впервые увидел в записи танец Михаила Барышникова. Он меня поразил.

- Как вы, выпускник Киевского хореографического училища, попали в труппу Мариинского балета?

- После IX Международного конкурса артистов балета в Москве в 2001 году, где я выиграл "золото", мне передали номер телефона Махара Вазиева, тогда он заведовал Мариинским балетом, и его просьбу, чтобы я с ним связался. Я позвонил, он сразу же пригласил меня в Санкт-Петербург - приехать-показаться. Тогда я работал в балете Национальной оперы Украины. Мне пришлось доработать сезон в Киеве, только потом я принял приглашение Вазиева танцевать в Мариинском балете.

- Как вас приняли танцовщики знаменитой петербургской труппы?

- Ужасно. Многие считали и не скрывали, что я пришел незаслуженно занять их место. Но я наглый был, как кактус, только тронь! И чувствовал поддержку Вазиева. Он горячо меня поддерживал: добился, чтобы театр выделил мне ссуду на покупку квартиры, чтобы в свой класс взял меня выдающийся педагог Геннадий Селюцкий, роли мне давал, премьеры... Но и требовал с меня так, как ни с кого!

- Олеся Новикова была вашей первой партнершей в Санкт-Петербурге?

- Нет. Наташа Сологуб. С ней, кстати, я впервые приезжал в Казань. Это было в 2003 году, на Нуриевском фестивале мы с ней танцевали "Лебединое озеро". Сейчас Сологуб - первая балерина балета Дрездена.

- Как и вы, поначалу она тоже была в Мариинке чужой: приехала в Петербург из Уфы. Почему вы прижились в знаменитой русской труппе, доросли до премьера, а она нет?

- Она не вписывалась в стереотипы. Под стереотипами я имею в виду то, что в Петербурге называют священными традициями классического балета. Ее шквальный темперамент ломал классические традиции. Ей пришлось уехать. Ради карьеры.

- Я помню ваш казанский дебют с Сологуб. А еще и очень смешной рассказ Наташи про то, как вы любите собак.

- Да, очень. После свадьбы мы с Олесей хотели завести джек-рассел-терьера, уже навели справки, собрались ехать к заводчикам выбирать щенка... Но накануне этой поездки мы купили Олесе тест на беременность. Его приятный результат поменял наши планы: собаку отложили "на потом".

- Это единственное, что вы отложили в этой связи "на потом"?

- Нет. Я отказался от участия в международном проекте "Короли танца". Я очень хотел быть рядом с Олесей и с нашим будущим ребенком, а не гастролировать по миру в компании лучших танцовщиков современности. Я легко сделал свой выбор.

- Самый ценный совет, который вы получали в жизни?

- Дедушка мне его дал. Он сказал: "Леня, береги здоровье! Будешь здоровым - будешь нужен всем. Больные никому не нужны. Тем более в нашей профессии". Я стараюсь следовать этому совету. Слежу за питанием, режимом...

- Личного массажиста по этой же причине возите с собой на гастроли?

- Да. Илья Моисеевич Фридлянский - уникальный массажист, его золотые руки ценят Ульяна Лопаткина, Диана Вишнева... Он очень любит балет, сразу согласился поехать с нами в Казань, где мы с Олесей и Настя с Денисом Матвиенко еще и впервые исполним "Quatro", который на музыку Милко Лазара специально на нас поставил Эдвард Клюг.

- Этот балет - проект Мариинского театра?

- Нет. Это наш, четырех танцовщиков, личный проект. После того как закончился срок лицензии на исполнение в Мариинском театре балетов Форсайта и мы поняли, что современной хореографии в репертуаре не предвидится, решили с Денисом и нашими женами самостоятельно организовать постановку. Вышли на хореографа Клюга... В бессюжетном "Quatro" мы испытываем эмоции, которые невозможно получить от классического балета. Надеюсь, это оценят и зрители...

Фото Александра ГЕРАСИМОВА.
Айсылу КАДЫРОВА

 Отправлено: 19.05.10 22:19. Заголовок: источник «Из-за бог..

источник

«Из-за богатых балетных традиций у нас нет современной хореографии»

Почему российские балетные труппы не экспериментируют с хореографией, а придерживаются классических канонов в отличие от зарубежных театров, GZT.RU рассказала прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина. Разговор состоялся накануне ликбеза по современному балету, который Лопаткина устраивает в Москве вместе с голландским хореографом Хансом ван Маненом.

22 мая на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко состоится необычный балетный вечер «Ульяна Лопаткина представляет: Ханс ван Манен». Прима-балерина Мариинского театра будет танцевать балеты голландского мастера современного балета, живого классика, чье имя стоит в одном ряду с Роланом Пети и Иржи Киллианом.

Для этого вечера балерина подготовила в Амстердаме с педагогами-репетирами Национального балета Нидерландов и ван Маненом миниатюру Two pieces for Het (Het— аббревиатура Национального балета Нидерландов) на музыку Арво Пярта и Еркки-Свен Тююро и балет «Пять танго» на музыку Астора Пьяццоллы, поставленный ван Маненом в молодости. Ее партнерами станут солисты Мариинского театра и премьер Национального балета Нидерландов Александр Жембровский.

Ульяна, вы уже показывали в Москве вечер балетов Ролана Пети. Почему вы решили на этот раз пригласить именно Ханса ван Манена?

Просто так сложилась жизненная ситуация. Она позволила договориться с Хансом ван Маненом, пригласить его в Москву, показать российской публике его работы. Это хореограф мирового значения, мне представляется необходимым время от времени показывать в Москве хотя бы фрагменты балетных шедевров этих хореографов. Конечно, их искусство считается элитарным, малопонятным. Но я думаю, что эта точка зрения возникла от того, что мы в России мало видим балетных спектаклей, поставленных не в классическом, а в других стилях. До нас эпизодически доходят какие-то сигналы из Европы и Америки. На самом деле в мире балета много направлений.
Как составляли программу вечера?

Ханс ван Манен предложил представить в Москве фрагменты из его балетов разных лет, чтобы программа стала для зрителя своеобразной визитной карточкой, как некое знакомство со всем, что он сделал— от и до. К сожалению, очень многие фрагменты в программу не вошли, потому что она не может продолжаться до 12 ночи. Она лаконична, возможно, несколько проста для масштабов Москвы и нынешних любителей шоу-бизнеса. Но эта простота меня увлекает и завораживает. Если сравнивать хореографию ван Манена со звуком голоса, то это высказывание человека, который может говорить вполголоса, сохраняя все полутона и нюансы. Многие осуждают современный балет за то, что он страдает отсутствием истории и человеческих взаимоотношений. У Ханса ван Манена достаточно страсти, и человеческие взаимоотношения ясно прочерчены.

Нравится ли вам танцевать танго?

Я с удовольствием приняла предложение станцевать «Пять танго». Люблю танго, темпераментные испанские и аргентинские танцы. Раз появилась такая возможность, зачем от нее отказываться?
Мне рассказывали, что вы целыми днями репетировали, сначала с педагогами-репетиторами, а потом с ван Маненом.

Удивил ли он вас чем-нибудь во время репетиций?

Он поразил меня крайней заинтересованностью в процессе. Ван Манен не отсматривал, насколько точно я выучила порядок движений, а поразил меня своей увлеченностью танцем и тем, что происходит между мной и моим партнером Александром Жембровским. Ван Манен пристукивал ногами в ритме музыки, вскакивал, начинал двигаться, как будто забывая, что идет репетиция. Когда мы закончили первый показ Two Pieces, он произнес с довольной улыбкой: «Мне нравится, что между вами что-то происходит».

После репетиции я спросила его, как он относится к тому, что я, встав на пуанты, оказываюсь несколько выше, чем мой партнер. Он ответил: «Меня совершенно не волнует, кто из танцовщиков какого роста, у кого какая стопа. Я хочу, чтобы на сцене происходило что-то необычайное и я бы это чувствовал. Я хочу видеть на сцене живых людей и живую энергию, тогда мне интересно смотреть. Даже если я увижу гениальную, с точки зрения профессионалов классического балета, форму, но мне будет скучно, я уйду из зала».

Вы показываете вечер балетов Ван Манена только в Москве?

Только в Москве. Москва— столица нашей родины, для того чтобы экспериментировать один раз, логично выбирать именно столицу России.

Вы бы назвали столицу России столицей российского балета? Или столица балета— это все-таки Петербург?

У Петербурга особая судьба в истории России и совершенно особенная балетная история. Могу сказать, что Петербург— столица культуры определенного направления. Я бы назвала этот город столицей стиля.

То, что Валерий Гергиев возглавляет Мариинский театр, как-то сказывается на жизни балетной труппы? Или она живет своей, абсолютно независимой жизнью?

Это сложный вопрос. Мне трудно оценивать влияние Валерия Абиссаловича на творческую жизнь балетной труппы, потому что я нахожусь внутри процесса. Могу сказать, что балетная труппа загружена работой, даже в условиях финансового кризиса проходят фестивали и выпускаются премьеры. Конечно, кажется, что их недостает, танцовщик— существо достаточно эгоистичное из-за краткости его жизни на сцене. Ему хочется много танцевать, творчески расти, если он не успел остыть в кордебалете или засохнуть, стоя в четвертой линии «Баядерки». Я благодарна тому, что работа кипит, что нет простоев, нет вакуума. Тороплюсь сделать как можно больше, и мне хотелось бы сделать все, что я могла бы успеть за свою творческую жизнь танцовщицы.

В России сильны традиции классического балета, в последние лет 15 появился современный танец, но практически нет современных балетных постановок. О них, как вы сказали, только долетают импульсы из-за рубежа. С чем это связано?

Возможно, недостаток современных спектаклей и экспериментов связан с тем, что у нас есть такие театры, как Большой и Мариинский. Мариинский театр придерживается богатейших традиций, которыми может похвастаться не каждый театр оперы и балета за пределами России. Большой театр тоже имеет свои собственные традиции и занимает свое место в истории русского балета. Абстрагироваться от этих традиций нельзя, потому что мы потеряем свое своеобразие.
Но многим классическим балетам уже больше 200 лет...

Да, существуют обстоятельства реальной жизни, которые требуют пробовать в балете новые формы, показывать такие спектакли зрителям. Думаю, что в каждом случае все зависит от жизненных реалий. За рубежом, например в Германии, постоянное обновление репертуара, постановка новых экспериментальных балетов, одноактных, реже трехактных, как в России,— это условие выживания театра. Поэтому экспериментальная база для них является нормой, поток новых спектаклей очень интенсивный и в нем можно выбрать какие-то удачные произведения.

Наши условия выживания— это скрупулезное сохранение балетных традиций и лучшее исполнение классических спектаклей. Наверное, с этим связано отсутствие у нас современной хореографии и увеличение постановок экспериментальных спектаклей в том объеме, чтобы мы понимали, что происходит в современном балете, успели заинтересоваться им, полюбить какие-то спектакли.

Вам не хочется создать собственную балетную компанию, чтобы пропагандировать постановки современных хореографов?

Вопрос интересный. Я думала об этом как о варианте продолжения творчества в своей жизни, опираясь на опыт Михаила Барышникова, который продолжает содействовать развитию балета в мире, создав свой центр, привлекая хореографов и давая им возможность воплощать свои идеи.

Задавая этот вопрос, я совсем не имела в виду перспективу вашего ухода со сцены...

Я понимаю, но путь балерины ограничен конкретными обстоятельствами времени и, естественно, я задумывалась о том, как сохранить тот же градус творческого интереса в жизни. Ведь выход на сцену, общение со зрителями и присутствие в твоей жизни музыки, которая, как электрические токи, проходит через твое тело, когда ты становишься этим звуком на уровне биологических ощущений, невозможно ни с чем сравнить. Я думала о том, как интересно продолжить свою творческую жизнь, но реальных проектов у меня пока нет. Пока все из области размышлений.

 Отправлено: 07.06.10 20:02. Заголовок: http://www.fontanka...

 Отправлено: 07.06.10 20:08. Заголовок: http://www.kommersan..

 Отправлено: 07.06.10 20:10. Заголовок: http://www.timeout.r..

 Отправлено: 14.06.10 14:19. Заголовок: источник Как важен ..

 Отправлено: 29.06.10 20:59. Заголовок: источник Жизнь в на..

 Отправлено: 04.07.10 13:32. Заголовок: источник Алина Сомо..

 Отправлено: 04.07.10 13:35. Заголовок: источник Балеты над..

 Отправлено: 04.07.10 13:37. Заголовок: источник Возвращени..